Огненный всадник
Шрифт:
— Дык по-разному, — смущенно зыркал глазами Никитин, — кого сразу убивают, кого не сразу, мучают на огне, а кого туркам продают.
— Что? — гетман и Кмитич переглянулись. — Мучают и туркам в рабство продают?!
Гетман побагровел. Пленный при этом бросился коленями на пол с криком:
— Помилуй мя, господин барин! Не виновен, вот тебе крест! Никого не убивал, не мучил! Сам бежал! Паромщиком работал! Деревня наша Тихвин, в нашем языке так и значит: мол, тих — дорога, а вин — вода. Водный путь, значимо! Паромщики мы, не ратники, не стрельцы! Не гневись, барин!
— А ну садись обратно, — глухо приказал Януш, и Никитин, замолчав, послушно сел на табурет.
— Что в лесу делал? — продолжал допрос гетман.
— Утром с голоду пришли на хутор поживиться. Хозяин одного застрелил, а мне по голове прикладом заехал. Я убегать в лес. Добежал до леса, а там уж и дух из меня вон. Очнулся от холода зверского, может, метц-ижанд меня разбудил, чтобы не замерз. Стал уходить в деревню какую-нибудь, а тут: «Стой!» Думал, хозяин хутора догнал. Перепугался малек…
Федор напомнил Кмитичу стрельца, у которого он «одолжил» платье в Смоленске, и некоторых других пленных мос-ковитян. Такой же бесхитростный простой мужик с полным отсутствием представления о стране, в которой оказался. С такой же кашей в голове из язычества и христианства с уклоном в сторону все же язычества. Кмитич при этом вспомнил и родных кривичей-идолопоклонников, что все еще собирались на берегу Рши до войны. Как они? Где сейчас?..
Вепс Федор Никитин, простой и жалкий со своей перевязанной головой, выглядел абсолютно лишним человеком на этой войне. В далеких и чуждых для него снегах этот деревенский неторопливый парень, похоже, ставил перед собой всего одну-единственную цель — выжить и как-то вернуться домой, к жене и детишкам, к своим домовым, дворовым и водяным. О «проклятых ляхах и литовцах» он уже не думал как о полулюдях-антихристах с окровавленными клыками во рту. Ему даже нравилась Литва.
— Хорошо тут у вас, — говорил, окая, Федор, — чистый Могилев, опрятный город, и деревни тож.
— Что? — опять удивлялся Кмитич. — Это после того как мы город бомбим, жжем и штурмуем? После того, что там люди мрут от ран и болезней?
— Оно так, — соглашался Федор, — есть малек, но все равно хорошо. У нас так в Тихвине и без войны всякой…
Рассказал Федор, что большие города в Московии вообще редкость — лишь сама Москва да, может быть, Владимир с Ярославлем. По словам Никитина, Московия — это, в первую очередь, «царствие пышных лесов да крики птиц всех голосов», а что касается городов либо замков, то таковых либо мало, либо совсем нет. Также со слов «языка», положение осажденных в Могилеве было незавидным: еда, боеприпасы — все заканчивалось. Народ болел и разбегался. Люди грабили и убивали друг друга из-за куска хлеба. Офицеры били простых ратников, силой загоняя на стену, кормили при этом совсем плохо. Среди самих могилевчан, да и среди московских солдат появилось много недовольных царем и войной.
— Созрели голубчики, — решил гетман. И 18 февраля повторили штурм. В четыре часа утра литвины пошли на приступ и бились до трех часов дня — без толку. Вновь пришлось отойти. Не так уж и плохи оказались московитяне, как расписал Федор Никитин.
Осторожная осада Могилева все меньше нравилась Кмитичу. Он торопил своего командира. Тот начинал заметно нервничать и приказал копать подкопы под стены города и закатывать туда бочки с порохом. В начале марта подкопы рванули, и осаждающие вновь пошли на приступ. Кмитич яростно обстреливал малый земляной вал и острог.
А в это время в соседних деревнях продолжали отмечать Масляницу, словно и не было никакой войны. В годы лихолетий и войн праздники всегда отмечаются особенно бурно. Люди веселятся и гуляют, словно в последний день, ибо не знают, будет ли следующий праздник. Вот и сейчас Масляницу начали отмечать на пару дней раньше, чуть ли не весь февраль, и заканчивали на неделю позже. Замужние молодые женщины собирались в группы и ходили по дворам на «разуванне маладой», где недавно отыграли свадьбу, да пели:
Вынесь нам, маладая Маня, Белы сыр, белы сыр, Будзеу цебе, маладая Маня, Першы сын, пергиы сын, Вынесь нам мачку, ды мачку, I народзіш, маладая Маня Ты дачку, ты дачку.Сжигаемые чучела деревенские жители впервые изготовляли с особенной выдумкой — в виде московского царя или стрельца с вырезанным из дерева мушкетом. И Кмитичу просто жуть как хотелось туда, где жгли чучела, пели песни, пили гарелку и пекли огромные ароматные блины.
Федора оставили при хате помогать хозяйке по дому. Ему предоставили свободный режим передвижения, учитывая, что этот московитский ратник не был взят в плен в бою, а сам сбежал с царской службы. На Масляницу Федор приготовил свое национальное блюдо — сваренные в воде галушки с мясом, что по форме напоминали ухо. Федор так и назвал это блюдо — ухо.
— По-мордовски ухо, стало быть, «пельмень», а по-нашему «корва», — объяснял он, — но мы все же чаще по-мордвински называем корву, ибо это и есть мордвинская кухня. Хотя сами мордвины говорят, что переняли ее у булгар, татар то бишь, где пельмень называется «кулач», что опять-таки значит «ухо».
— Оно и в правду на отрезанное ухо похоже, — ворчал священник, разглядывая в тарелке горячие белые пельмени. Эти мор двинские галушки оказались вкусными, но священник их принципиально есть не стал, мол, уж больно ухо отрезанное человеческое напоминает.
— От людоедства, наверное, и пошла эта ваша корва, — говорил святой отец. Но Кмитич с удовольствием съел пару пельменей, пошутив при этом:
— Вот, зарубил москальского мордвина, а уши его съел!..
Кмитич любил слушать почти сказочные рассказы Федора про страну Вепсь, что раскинулась от Чудского до Белого озера, от Ладоги до Вологды. Наблюдавший сжигание чучела царя, Федор вечером за чаркой доброй наливки, приняв дневное сжигание чучела за ворожбу, рассказывал куда более действенный сцособ убить московского государя.
— У нас кудесники есть: от слова «кудеса», что значит «шаманский бубен». Так вот, некоторые могут над лоханкой воды пошептать, и в воде покажется изображение того человека, который тебе нужен. Тогда бери пищаль и стреляй в ведро по изображению. Человек умрет. Карелы так коров и лошадей у своих плохих соседей из сумь и ямь убивают, чтобы навредить им.
— А ты можешь вызвать видение царя в ведре? Уж я бы с такого расстояния точно не промахнулся! — спрашивал, улыбаясь, Кмитич.