Огненный всадник
Шрифт:
— А это то, что нам и надо! — довольно хлопнул себя по коленям гетман.
— Минутку, я закончу, — поднял палец Богуслав.
— Заканчивай, только без своих этих латинских словечек! Они меня вечно раздражают, — буркнул недовольно гетман.
— Добре, — согласился Богуслав, — сейчас король casu (фактически — лат.) предпринимает активные меры по выходу из кризиса, и, что отрадно, он абсолютно не hac spe frustrates (ошибся в этом дел Q-лат.). Карл собирается провести «редукцию» — то есть законодательный отбор в казну земель, необходимых для содержания королевского двора, армии и горного производства. Редукции подлежит также четвертая часть земельных владений дворян, имения которых по закону страны являются даром короля. Короче, не жует сопли, как наш король, а делом занимается. У них увеличился морской флот.
— Ось! — вновь громко хлопнул по столу гетман. — Что я и хотел вам доказать! Карл — это вам не наш Ян Казимир! Нет, Михал, сиди, я не говорю, что твой крестный — плохой человек, но он слабохарактерный, и его итальянская женка крутит им туда-сюда. Короли не должны жениться по любви!
— Поэтому, — вновь бросив недовольный взгляд на гетмана, продолжал Богуслав, — король Карл очень даже расположен получить под свое крыло такое знатное княжество, как наше. Я уже разговаривал в Риге по этому поводу с губернатором Ливонии генерал-лейтенантом Магнусом Де ла Гарды. Он два года назад лишился благосклонности королевы Кристины, уж и не знаю почему, и съехал из Стокгольма. Но вот на троне Карл Густав, муж его сестры, и Де ла Гарды вновь на коне. И это очень хорошо, мои ясновельможные паны! Ибо я знаю его лично, с ним всегда легко договориться, он прям, без интриг в голове. Он мне так и сказал, что король Ян Казимир довел нашу страну до руин и не может помочь в войне с Московией, а Швеция — может помочь. Наш союз выгоден шведам тем, что не только расширит просторы Шведского королевства, но и пополнит его казну, добавит союзников. В Швеции на нас взирают с симпатией как на потомков геру-лов, славного готского племени.
— Но где мы денег для шведов возьмем, если их нет на армию? — возмутился Гонсевский.
— Рассчитаемся! — выставил ладонь гетман. — Отдадим, чуть что, Жмайтию. Я уже думал об этом.
— Жмайтию отдадим? — удивленно переспросил Оскирко.
— Так! — повернулся к нему гетман. — Или ты хочешь лучше за Московией Смоленск, Могилев да Оршу оставить с Витебском да Менском? Жмайтам, скажу вам как знаток этого края, все равно, под чьей короной жить: что под нашей, что под шведской. Они даже к шведам больше расположены. Жмайтия — не наша земля, нам надо о своих коренных землях позаботиться, а не о провинциалах прибалтийских. Что, хуже нам стало, что Ригу в 1629 году шведам отдали? Ничуть не хуже! Ничего не изменилось! И вот вам еще новость для размышления! — глаза Януша блеснули в сторону Михала. — Ян Казимир, король наш и великий князь, через императора Фердинанда Третьего уже пытается договориться с царем московским, чтобы, того, мир заключить и… слушайте далее — по-новому межевать границы с Московией и Речью Посполитой!
— Неужели?! — выдохнули Оскирко и Михал почти одновременно.
— Так, паны мои любые! А что это значит — «по-новому» межевать границы? Это значит, все завоеванное за царем оставить! Иного «нового» межевания царь и не примет! А вы — как же Жмайтию отдать! — передразнил гетман Оскирко. — Тут о половине нашей земли речь идет, а не о Жмайтии, которую, конечно же, тоже жалко. Но у меня сердце не как у коровы, всех не ужалеет!
В комнате воцарилась тяжелая пауза.
— И еще, — Богуслав также бросил сочувственный взгляд на бледного Михал а, — раз уж пошла такая речь про Яна Казимира, то и я скажу кое-что. Не хотел я этого говорить, братко, но скажу, чтобы у тебя все иллюзии пропали по поводу твоего крестного. Нет, человек он как крестный, вероятно, и добрый, но как государь… Так вот, когда королева Кристина сошла с трона, а Карл на него всходил, то в Стокгольм пришло любопытное письмо от нашего любимого и так сильно почитаемого Михалом короля Яна Казимира. Янко наш вспомнил, что тоже вроде как-то где-то из рода Ваза, и предъявил и свои права на корону Швеции.
— Не может быть! — вскочил Михал. — Он этого не мог сделать! Это же международный скандал!
— Сделал, увы, — кивнул сокрушенно Богуслав, — втайне от сената, втайне от шляхты. Надоело нашему великому князю быть королем Польши и Литвы, подавай ему и Швецию. Конечно, шведы могли бы вообще эту писульку не заметить, но не таков Карл Густав. Мне Де ла Гарды по секрету шепнул, что на письмо Карл отреагировал очень нервно,
Михал сел, уронив голову.
— Не мог он так поступить, — продолжал стенать юный несвижский князь, — это же так нелепо! Матка Боска! Что творится вокруг!
Кмитич молчал. Он также имел повод недолюбливать и ляхов, и короля, и покойного королевского кума — отца Михала. Именно из-за пропольской ориентации Александра Радзивилла оказалась растоптанной его любовь к Иоанне Радзивилл. Отказали, словно и не князь он был, а холоп безродный. А ведь как он любил Иоанну, ее томные умные глаза янтарного цвета, глядящие словно из глубины самой души! И как она любила его! И то, что назло отцу и его сватовству к Лещинским она отдалась Кмитичу, думая, что этим остановит предстоящую женитьбу, в лишний раз доказало ее любовь. Но… победила не их любовь, а «здравый» расчет ее отца. Кмитич корил себя лишь за одно — что не украл Иоанну и не сбежал с любимой куда подальше.
— Думаешь, Карл Густав из-за этой глупой претензии пойдет войной на Польшу? — спросил Кмитич Богуслава.
— Думаю, пойдет, — ответил за Богуслава гетман, — история нашего дурака ничему не учит, как и ничему не учат ошибки его предшественника Жигимонта. Письмо короля — это не такие, вот как у нас тут, посиделки, это государственные дела! Каждое такое письмо — документ огромной важности! Тут надо думать, прежде чем пером по бумаге скрести! Ведь точно так же все уже когда-то было! Жигимонт как представитель Ваза предъявил Густаву Адольфу претензии на Эст-ляндию. Ну, и шведский король показал ему Эстляндию! А Жигимонт еще заставлял нас со Швецией воевать. Хорошо, что Хадкевич плюнул на Польшу и заключил сепаратный мир со Швецией. Так и сказал: «Вам надо, вы и воюйте, а мы со Швецией торговать хотим! И если надо, то пошла к чертям собачьим вся эта затея с Речью Посполитой!» Так и сказал. И что? Поляки хвост поджали, да и заткнулись. Так с ними и надо! У них своя свадьба, свои законы, у нас своя свадьба и свои традиции! Они со шведами всю жизнь из-за короны воевать желают, а мы торговать под их короной не прочь! Вот в чем разница! Вот в чем нестыковка наших двух держав! И зачем нам такой стратегический партнер, если он нас в свои войны будет втягивать, а на наши с высоты своего костела поплевывать! Ганьба! История повторяется, мои шановные сябры! Нам же нужен король optime Patriae et Reipublicae cupientem.
— Что? — удивленно поднял брови Оскирко.
— Который хотел бы наилучшего для Отечества и Речи Посполитой! — перевел гетман, усмехаясь, глядя на Богуслава, как бы говоря: «Не один ты тут у нас латынь знаешь, братко!»
— Верно, пан гетман, — кивнул головой Оскирко.
— Думаю, что выбор у нас невелик, — заключил Богуслав, — мы должны partes sveticas seqi [29] .
— Верно, — кивали остальные. И Михал, и Гонсевский, и Кмитич — все соглашались с Янушем.
29
податься в шведский лагерь (лат.)
Гетман рубил сплеча, говорил порой грубые и неприятные вещи, кажется, что даже с легкостью разбазаривал государственные земли, но все это, учитывая ситуацию гибели или спасения самой Литвы, выглядело весьма и весьма оправданным. На Польшу надежд уже не было никаких. Как ни крути — гетман был абсолютно прав. Литву затопило, и кто-то должен плыть на лодке с шестом и спасать ее жителей от бездонной пучины. И без жертв, без потерь тут не обойтись. Правда, Михал, пусть умом и понимал, что его кузены полностью правы, сердцем не желал разрыва с Польшей, которую считал также своей страной. «Может, после войны все утрясется?» — думал Михал.