Огонь с небес
Шрифт:
— Вот значит, как…
Араб бросился следом. Бросился — сильно, конечно, сказано, скорее — потащился, с хрипом хватая воздух, пахнущий раскаленным металлом, авиационным керосином и паленым мясом. На ходу он вытащил из кобуры пистолет, с металлическим щелчком сдвинул предохранитель.
Дорога шла в гору — идти было очень скверно, тут были как бы буруны из гравия, нанесенного так то ли ветром, то ли таявшим снегом, высота этих каменных волн была метра два, и идти по ним было непросто, даже здоровому человеку, не говоря уж о том, который выбрался из перевернутой
Можно было бы выстрелить в спину. И надо было выстрелить в спину — в бою нет места ни джентльменству, ни героизму, в бою либо ты, либо тебя. Но Араб так никогда не воевал — и не собирался этого делать.
— Эй ты, сволочь! — каркнул он.
Уходящий человек неожиданно легко развернулся, полыхнул огонек, рядом злобно пропела пуля. Второго шанса противнику Араб не дал — выстрелив в ответ, он рухнул вниз, съехал по каменистой осыпи, раздирая остатки формы и в кровь разбивая лицо.
Машина, которая попала под удар, выглядела не слишком поврежденной. Видимо, удар пришелся не по ней, а рядом с ней. Оставлять такое за спиной было нельзя — надо было зачистить…
Из всего оружия, которое было в вертолете, капитан выбрал «Арбалет». Десятизарядный гранатомет с магазином барабанного типа. Прикинул — расстояние в самый раз, гранаты успеют взвестись.
Опасно встал у самого люка, схватился за поручень — и открыл огонь. Выстрел, второй… механизм гранатомета настолько хорошо поглощал отдачу, что он вел огонь с одной руки, забросив через плечо ремень и натянув его.
Вспышка на земле блеклая, но он знал, что такое разорвавшаяся граната. Еще одна… и тут все, что было хорошо, в один момент стало плохо. Он заметил движение в темноте, движение у самой машины… попытался прицелиться… но одной рукой прицелиться было невозможно. Выругался, схватил гранатомет другой рукой, балансируя в летящем вертолете у самой грани, нацелил оружие в цель. Но потерял две-три секунды, которых ему и не хватило. Выстрелил он — и выстрелил от машины ракетчик. Сначала показалось, что ракета пройдет мимо… но тут вертолет тряхнуло, начало разворачивать… он попытался схватиться за поручень — но не нашел, не нащупал его. И в этот момент разлетающимися осколками толкающего винта окончательно сорвало решетку, моментально создался крутящий момент — и вертолет закрутился на месте, как балерина на льду. Капитан даже крикнуть не успел — его вышвырнуло из десантного отсека, и он полетел в темноту…
Его вышвырнуло из десантного отсека, и спасся он чудом. Спасла низкая высота. И вертолет рухнул не на него.
Капитан пошевелился. Потом встал на четвереньки, неуверенно — и тут его буквально вывернуло наизнанку, прямо себе на руки.
Разбитая при падении рожа кровоточила и болела так, как будто в нее вгрызался сам дьявол. Или… когда ему было девять лет, он додумался поиграть с грызущей кость собакой… В больнице его починили… это было первое его по-настоящему серьезное ранение, можно сказать. Память об этой боли навсегда осталась с ним…
Он перевернулся на спину, оттолкнувшись руками. Руки тоже саднило. Облачность, которая стояла почти всю ночь, внезапно начала рассеиваться, в прогалы между туч светил ярко-острый полумесяц луны. Кровь в его потустороннем свете казалась черной.
Надо идти… Даже если подыхаешь — все равно надо идти, черт тебя дери.
Сначала он сел. Автомат выпал из рук, он мог быть и ниже по осыпи, и выше… искать его — совершенно не было сил. Просто удивительно, как он отстегнулся от прочнейшего ремня и упал… но и это выяснять — тоже не было ни времени, ни сил.
Араб достал пистолет. Теперь они на равных…
Только бы еще раз не упасть…
Вспышка. Крики и валящийся от разрыва потолок. Заходящий на цель вертолет и тяжесть охотничьего карабина в руках — единственного, который еще может остановить наступающих британцев. Все было так, как тогда. И все было по-другому.
Тогда — британцы убивали русских, а русские — британцев. Теперь — русские убивают русских, и нет этому конца.
Каляев… Однокашник, ставший заговорщиком и убийцей. И предателем…
Я очнулся от жара. Рядом что-то горело, и горело весело.
Я открыл глаза — получилось открыть только один, другой не открылся, залепленный какой-то гадостью. Сначала я даже не понял, что произошло — мелькнула мысль, что я уже в аду и черти вот-вот бросят меня в топку. Что я заслужил — на все сто, потому что каждый выгребает по делам его, и кто какую кашу заварил — тому такую и хлебать. Потом я понял, что в паре десятков метров от меня на земле догорает вертолет…
Потом я понял и еще кое-что. Кто-то оттащил меня от машины. Кто-то обстрелял вертолет уже после падения и зажег его — так просто он загореться не мог, у него протектированные баки. Кто-то обстрелял его бронебойно-зажигательными почти в упор — и от этого он загорелся. Кто-то тащил меня — вон следы волочения, видимо, подумав, что я тяжело ранен. И этот кто-то…
Араб!
Где-то вдалеке хлестнули выстрелы. Один — затем еще два. Пистолетные — но быстро, как из пулемета. Охота продолжалась…
И я не мог не принять в ней участие. Дикая охота, охота без правил, первобытная охота. Двое смертельных врагов — и один из них не увидит рассвет.
Я попытался встать — не сразу, но у меня это получилось. Сначала на четвереньки, потом попытался встать на ноги — и упал. Снова… вставай, ты же никогда не сдаешься! Ты не можешь сдаться!
Потому что русские не сдаются!
Новое падение. Голова как чумная.
Лечь, закрыть глаза — и ни о чем не думать. Ты и так сделал сегодня больше, чем в человеческих силах.
Нет, ты встанешь. Ты встанешь и пойдешь по следу. И будешь идти по нему, как бладхаунд, кровавая гончая, пока у тебя есть хоть какие-то силы, пока ты не упадешь замертво. Так велят тебе долг и честь.
Ты — русский дворянин. Ты — офицер русского флота.
И ты встанешь, черт тебя побери…