Огонь с небес
Шрифт:
Если вас изволила навестить Особа Правящего Дома, тем более — Регент Престола, без пяти минут Императрица, учитывая акт о регентстве, — этикет предписывает привести себя в должный порядок и по крайней мере встречать Правящую Особу стоя. На мне был гражданский костюм вместо формы, выглядел я не лучшим образом и, хотя слышал приближающийся шум, так и остался сидеть у окна и смотреть на заливаемый дождем сад Зимнего.
Хлопнула дверь. Я смотрел в сад — небо плакало, а я плакать не мог. Не имел права.
— Мда… воспитание у вас явно подкачало, господин адмирал. Даже не знаю, что заставило меня связаться с таким неотесанным болваном в свое время.
Я повернулся. На Ксении был тот же самый наряд, в каком она когда-то давно встречала меня в посольстве в Берлине — белая блузка и черная юбка выше колена, она так и не изменяла деловому стилю в одежде, даже несмотря на явные изменения в своем статусе. С тех пор, как мы встретились в берлинском посольстве, прошло не так много времени — но многие, очень многие люди расстались со своей жизнью.
— Может, это любовь? — предположил я.
— Даже не знаю…
Ксения села на неубранную кровать, разглядывая меня так, как будто видела впервые.
— Как Нико?
— Обормот, — раздраженно сказала она. — Не слушает старших и снова дерзит. Твое воспитание, не иначе.
— Мужское воспитание, — поправил я. — И голос крови ты никуда не денешь. И не исправишь. Почему ты его не привезла?
— Еще чего не хватало.
Я не стал спорить — бесполезно. Ее не переубедить — а в споре, если что и могло родиться, так это новый приступ головной боли, от которой я страдал последнее время. Томографическое сканирование ничего не дало — но голова болела.
Ксения достала из сумочки свернутый в трубку документ, бросила его на постель.
— Даже не знала, что с вами делать после того, что вы натворили. Пришлось помиловать, иного выхода не было.
— Помиловать? Я ни в чем не виновен!
— Виновен, не виновен, какая разница… — устало сказала Ксения, вот теперь она была самой собой, женщиной, которой только минуло сорок и на которую свалилась тяжесть управления крупнейшим и сильнейшим государством мира. — Вы доигрались. Ты прекрасно понимаешь, что вы натворили — пошли войной против своих… дай договорить!
Я хотел кое-что сказать ей — что, в конце концов, это она была на прицеле убийц, последняя из совершеннолетних членов династии. Но не сказал.
— Так вот, ты не хуже меня знаешь, не бойся грешным быть, бойся грешным слыть. Я бесконечно благодарна тебе за все, что ты сделал для нас и для страны. Но я не могу предпринимать никакие шаги, которые еще больше обострят обстановку. Произошедшее показало, до чего все может дойти.
— Все повторится.
— Что?
— Все повторится. Если не будет правосудия — все повторится. Они перегруппируются и нанесут новый удар. Ты думаешь, Каляев один это придумал, что ли?
— Да, конечно, не один. Но если выбирать между социалистами, исламистами и крайне правыми — я выбираю крайне правых. По крайней мере, они стоят на государственнических позициях.
— Они убили моих людей — героев, проливавших кровь во имя России! Они пытались взять власть! Они убили Анахиту и сына твоего брата! Малолетних детей — они убили и сожгли! Убили и сожгли ребенка! Хороши государственники!
— И по кому ты больше горюешь?
Я отвернулся к окну. Не хотел разговаривать. И молчал, пока не почувствовал, как Ксения встала сзади. Положила руку мне на голову.
— Господи, ты же совсем поседел… — надтреснутым голосом сказала она, — извини. Я знаю, что я… но я не могу иначе. Я должна думать о будущем государства, я не имею права думать о себе.
— Вон там снайпер, — показал я в окно.
— Что?!
— Или вон там. Или вон там. Представь, каково жить под прицелом. Ты не хуже меня знаешь — кто это все затеял. Эти люди живы до сих пор, они продолжают жить и они все помнят. Ты считаешь, что вы по обоюдному согласию свалите все на Каляева — и все закончится? Ничего не закончится. Тот, кто злоумыслил против Престола, по-хорошему уже не остановится. Мы начали воевать, войне не видно конца и края, мы упились кровью настолько, что уже ничего не чувствуем, когда ее льем. Выросло целое поколение волков, им только скажи «фас» и… Им наплевать, кого — фас. Идея военно-террористической диктатуры, закамуфлированной под регентство, никуда не делась, Павел пока не готов принять трон, он совсем пацан, и я это тоже вижу. Они его тоже убьют. Но сначала — тебя. Выбирай — хочешь ли ты жить под прицелом.
Ксения какое-то время стояла молча. Потом спросила:
— Что ты предлагаешь?
И я рассказал.
Юлия жила на втором этаже большого четырехэтажного дома, занимая те апартаменты, которые в свое время достались ей от отца, давно бежавшего из страны за обвинение в подрывной и антигосударственной деятельности. Жилплощадь у нее конфисковали по суду — но так и не продали, и долгое время она стояла бесхозной — а сейчас ей вернули и эти апартаменты, и немало другого, что отец не успел продать или обезопасить перед тем, как бежать из страны. Что не сумели вернуть целиком — выплатили компенсацию, потому что она была уже не неблагонадежной беглянкой из страны, не политической террористкой, членом группы, умышлявшей против Августейшей фамилии, а директором спецслужбы, чиновником четвертого класса, действительным статским советником, что соответствовало званию генерал-лейтенанта по армейскому ведомству и контр-адмиралу по флотскому, гофмейстером Свиты. Думаю, что скоро ее ждет повышение до тайного советника. Заслужила…
Ее охраняли. Так, как охраняют только высших чиновников Империи, занимающихся борьбой с терроризмом. У меня не было пистолета — не успел раздобыть, выйдя из Зимнего — но все равно меня остановили и обыскали, я даже не дошел до дома. Только по звонку — разрешили подняться.
Юлия встретила меня в домашнем костюме, но отнюдь не в халате, в котором кавалеров встречают опустившиеся и не следящие за собой дамы. Удобное и современное черное платье от Демюра, придворного портного, серебряные украшения от безвестного еврейского ювелира из Краковского предместья. Неуловимо стильно, я бы так сказал.
— Привет…
Мы обменялись дружескими поцелуями…
— Я кофе сварила, будешь?
— Увы, душа моя, нет. Голова болит. И отнюдь не после вчерашнего…
— Тебе надо лечь на полное обследование. Это безумие… то, что ты сделал.
— А то, что вы сделали?
Юлия совершенно спокойно взяла чашку капучино из аппарата.
— О чем ты?
— Перестань…
Я внимательно посмотрел на нее.
— Давно подружились? Я думал, вы ненавидите друг друга…
Юлия села напротив меня, закинув ногу на ногу. Все те же движения… только усердная работа над собой, посещение фитнеса, скудное питание дает такой эффект. Рядом с Майклом она выглядит как старшая сестра, а не как мать…