Огонь с небес
Шрифт:
На четвертый раз мне удалось встать на ноги и принять более-менее устойчивое положение. Вдалеке гремели выстрелы…
Я сунул руку под бронежилет и достал пистолет, о котором не знал даже Араб — такой способ носить пистолет, на внутренней части бронежилета, мне подсказал североамериканский морской пехотинец из спецотряда, который охранял меня, когда я работал в САСШ. В бронежилете есть что-то вроде амортизирующей подушки из специального вспененного материала, чтобы пуля, которая попадет в бронежилет, не поломала тебе ребра. Вот тут я вырезал углубление, как в кейсе для хранения оружия, и присобачил туда на клей держатель для пистолета — не кобуру, а именно держатель. В
Это был «браунинг FNP-45», армейская полупластиковая модель, четырнадцать патронов в магазине, сорок пятый калибр и очень тяжелые пули Golden Dot, по двести гранов каждая. К пистолету был небольшой лазерный прицел.
Я включил прицел — зеленый луч сказал мне о том, что прицел исправен. Щелчок предохранителя. Четырнадцать патронов в магазине и один в стволе — должно хватить.
И я пошел туда, где гремели выстрелы — в сторону гор.
— Каляев! Я тебе…
Араб закашлялся, не договорив. Грохнули два выстрела — он не успел среагировать, но пули прошли совсем рядом. Следующий раз может уже не повезти.
Хотя Каляев явно ранен. В нормальном состоянии он бил точно из любого вида оружия…
И он тоже ранен.
Араб упал грудью на землю, тяжело дыша. Попытался восстановить дыхание, чтобы рука не гуляла и можно было стрелять точно. Оставалось только понять — куда стрелять…
— Эй, Каляев! Может, поговорим, ты, сукин сын!
Ответа не было. Выстрелов — тоже. Они находились на самом краю орошаемых земель — тут на горных склонах были виноградники, из-за засушливости они давали совершенно чудесное, густое, как глицерин, красное вино. Только русские могут додуматься заниматься виноградарством в Средней Азии. Но вот именно сейчас виноградники были не к месту. Здесь можно искать человека целый день и не найти.
Немного восстановив дыхание, Араб поднялся на ноги… и уловил краем глаза странную тень на земле всего в нескольких метрах от него. Среагировать он не успел — град пуль опрокинул его на землю…
Жутко болело все тело. Пистолетным пулям не взять бронежилет — но кажется, обе руки были прострелены. Он лежал на спине, как выброшенная прибоем на берег рыба… и чувствовал себя при этом не лучше…
— Вот теперь и поговорим…
Араб увидел темную фигуру на фоне серебристого света луны. Попытался пошевелить рукой — пуля ударила совсем рядом, осыпав его пылью.
— Не надо. Все равно не успеешь.
— Ты… тоже.
— Я уже успел.
— Мразь…
— Я — мразь? Это ты мразь, полковник. Вы двое — разрушили то, что создавалось годами, ублюдки сраные…
— Усташ… [59]
— Что ты сказал?! Что ты сказал, с…а?!
Новый выстрел — совсем рядом, снова поднявший пыль.
— Ты же… за деньги предал.
— За деньги? Да срать я хотел на деньги. Деньги — это инструмент.
— Для чего?
— Для революции, господин полковник казаков. Как бы вы не ненавидели это слово. Они для революции…
59
Усташи — это хорваты из партии адвоката Анте Павелича, которые в тридцатые устроили геноцид сербов. В этом мире такое ругательство значит примерно то же самое, что у нас — фашист.
Капитан
То, что он говорил — я не вслушивался и слышать особо не хотел, меня это мало волновало. Мне просто надо было подобраться поближе — на верный выстрел.
Я поднял пистолет — и только тогда включил лазерный прицел. Зеленое пятнышко задрожало на щеке капитана.
— Эй, подонок! — крикнул я.
И выстрелил — дважды «дабл-тапом», так, как стреляют североамериканцы, прежде чем капитан первого ранга Каляев успел что-то предпринять. Этот ублюдок совершил целых три ошибки — я же не собирался совершать ни одной. И две пули сорок пятого калибра — вполне достаточное правосудие в данном случае.
Араб был ранен, и ранен довольно тяжело, — я насчитал целых три дыры, еще от нескольких пуль его спас бронежилет. Хорошо, что Каляев стрелял в него армейскими, пистолетными оболочечными пулями — иначе было бы куда хуже…
Использовав оба его пакета и один из своих, я перевязал Араба, как смог. Вколол промедол, на руке затянул еще и жгут. То ли от боли, то ли от промедола Араб пришел в себя.
— Мы…
— Победили, — сказал я. — Он мертв.
По моим прикидкам, до дороги было километров семь. Не факт, что у нас хватит сил пройти эти семь километров. Но и оставаться здесь — нельзя.
— Я… он подловил меня…
— Он мертв. Ты победил. Мы победили…
На востоке всходило солнце, красиво высвечивая ломаную линию гор. Вдалеке, на том месте, где была База, оперативный центр, в небо поднимался черный дым.
— Ни хрена мы не победили, — ответил Араб, — мы просто пока остались в живых…
Может, и так…
— Давай… вставай. Надо идти. К утру мы должны быть у дороги, иначе сдохнем…
Араб кашляюще рассмеялся.
— Может… не надо. Помнишь… нас ведь ищут. И эти — наверняка не последние.
— Пусть ищут. В их интересах забиться поглубже в норы — и молиться, чтобы я их не нашел…
Два израненных человека, поддерживая друг друга, заковыляли на восток.
В Санкт-Петербурге, городе, который я покинул два с лишним десятилетия назад и с тех пор не задерживался в нем больше чем на несколько суток, шел дождь. Лейб-гвардейцы, чтобы не намокнуть, надели поверх своей формы прозрачные полиэтиленовые дождевики и так стояли на своих постах, я видел это через окна. К окнам было лучше не подходить, там мог оказаться снайпер, заговор не был уничтожен до конца — но я так и торчал у окна. Торчал и все видел.