Охота на джокера
Шрифт:
А Дреймур сделал нам неоценимый подарок — реальные проблемы и реальные условия, в которых человек может себя проявить. На Дреймуре детей воспитывают так, что сын самой богатой и знатной семьи, оказавшись один в лесу за сотню километров от человеческого жилья, выживет.
Это дает нам совершенно особое ощущение свободы. А если человек уважает себя, он и с другими будет строить отношения соответственно.
«Ах ты, инсургент [12] ! — подумал Майкл. — Ах ты, «юность-это-возмездие»! Ах ты, сын, норовящий разоблачить
12
12
— И все же вы ведете войны, — сказал он.
— А земляне — нет? — парировал библиотекарь. — Наши войны немного отличаются от ваших. Электронное и лучевое оружие на планете не действует. Осколочное — запрещено кодексом Толстго. Остается, как вы сами говорите, XVIII век.
Мы восстановили разницу между фронтом и тылом, между армией и мирным населением. Мы сделали все, чтобы наши войны приблизились к идеалу благородного состязания. Это дает надежду, что когда-нибудь мы сможем покончить с ними.
— Но общество с подобными идеалами просто вынуждено искусственно сдерживать прогресс.
— Простите, мейнхеер Граве?
— Например, поиск иных источников энергии. Если техника перестанет быть табу, она мгновенно разрушит вашу цивилизацию.
Молодой человек пожал плечами:
— Какой ответ вы хотите от меня услышать? Если исследования засекречены, скромный библиотекарь из Аржента просто не может об этом знать. Во всяком случае, хелла Рида никогда не поручала мне провести подобное расследование.
От себя могу добавить, что глупо выглядит общество, которое изобретает самолет, но не изобретает парашют.
Последний кадр фильма был идилличен: любопытный медвежонок обнюхивает лежащий на пне проржавевший, безвредный теперь корпус бластера. А вокруг в зеленом сумраке вздымаются к небу вековые деревья. Жизнь побеждает смерть.
Библиотекарь замолчал, с интересом поглядывая на гостя. Молчал и Майкл.
«И это все? — думал он. — Великая тайна Дреймура? Еще одна утопия? Игра в средневековье? Всепланетный инфантилизм? Те самые иллюзии, о которых с таким презрением говорил этот юноша. Надо же, благодетели человечества! Интересно, все эти мысли вложила ему в голову Рида, или это общий стиль на Дреймуре?»
— Если я вас правильно понял, получается, что Дреймур что-то вроде санатория? — спросил Майкл.
Ему интересно было увидеть реакцию.
Библиотекарь мягко улыбнулся.
— Может быть, но тогда Земля — это хоспис [13] .
Рида вернулась в таком мрачном настроении, что даже не стала этого скрывать. И Майклу сразу расхотелось спрашивать, не она ли пригласила его на Дреймур. Успеется.
На закате они пили чай в гостиной у растопленного в честь гостя камина. Тонкий смоляной аромат парил над ними, принося утешение душе.
13
13
У Майкла саднили подушечки пальцев от сотен перевернутых страниц, в голове царил сладкий хаос. Утопии оставались утопиями, но живой огонь и книги приводили его в восторг.
Рида, наоборот, отвернулась от камина, загородилась спинкой кресла, и сидела, подобрав ноги, в позе эмбриона или раненного в живот — колени под подбородком. Майкл, конечно, не догадывался, что она боится гипнотической власти огня. Засмотришься на пляшущие языки и сама не заметишь, как окажешься за Темной Завесой.
Наконец, он не выдержал.
— Рида, простите меня, но может вам нужно поговорить с кем-то о Юзефе? Может вам тогда будет легче?
Сказал и поморщился. Слова отдавали мылодрамой. Но Рида пошлости не почувствовала.
— А я его не очень хорошо знала, — ответила она спокойно. — Понимаете, мы были в одной связке — два мастера иллюзий, учитель и ученик. Все его слабости, все червоточины — о, это я знала прекрасно. А вот как друга, просто как человека…
А теперь я все время пытаюсь вспомнить его настоящего и не могу. Кажется, после смерти человек становится совсем беспомощным перед иллюзией, перед чужими словами. Превращается просто в легенду о себе, в свои отражения в памяти близких. А отражения всегда отвратительно ненастоящие.
Ладно, хватит страдать, поздно уже. Гораздо интереснее сейчас другое: кто мог его убить?
Майкл едва не поперхнулся
— А вы думаете, его убили?
— Уверена. Вот только спрашиваю себя — кто? И не могу найти ответа. Знаете, как говорят здесь о гибели мастеров? «Мейнхеер Юзеф сыграл в смерть». Вот я и хочу знать: с кем он играл.
— У него были враги?
— Разумеется были. Более того, вместе с титулом он унаследовал всех моих врагов. Но никто из них не мог его убить.
— Объясните.
— Я еще не говорила с врачом, но думаю, он не нашел никаких признаков насильственной смерти.
— Рида, вы нарочно меня путаете?
Она покачала головой.
— Нет. Просто ломаюсь. Не могу решиться открыть вам еще одну местную тайну. Хотя вы с моей помощью влезли достаточно глубоко.
— Рида, можете думать обо мне что угодно, но предавать огласке женские тайны? Не забывайте, я был воспитан Марией Гравейн, и в нравственности не уступлю всем ее героиням. Именно героиням, потому что герои иногда поначалу мерзавцы… Но, серьезно говоря, я вижу, что у вас нешуточные проблемы. И буду рад помочь, хотя бы в виде стенки.
Она улыбнулась. В первый раз за сегодняшний вечер.
— Ну, хорошо. Так вот, суть в том, что Юзеф был мастером иллюзий. А мастер иллюзий — это человек, который способен создавать оптические, слуховые и прочие галлюцинации, а также манипулировать чужими сновидениями. Друг друга мастера обмануть не могут. Кстати, верить мне не обязательно.
— Не слабо, — признал Майкл. — А кто такой джокер?
— То же самое, просто это, скорее, внутрицеховое название. И если вы переварили первую информацию, вот вам следующая. Для того, чтобы создать иллюзию, мастер входит в особое пространство, становясь для обычных людей невидимым и неощутимым. Граница перехода на жаргоне джокеров называется Темной Завесой.