Охота на охотников
Шрифт:
– Спасибо, ребята, что приехали, - снова хлопнул себя по бокам, будто бы проверял, все ли кости на месте, - я знал, что вы не бросите своего старого товарища в беде.
– Я же звонил, Егорыч, разве тебе не передавали?
– Да тут старшей сестрой работает такая профура, что она не то, что сообщение о твоем приезде, Вован, не передала, она даже себе самой сообщение о смерти собственной матери ни за что не передаст. Жуткая бабель. Хорошо, санитаром тут один русский парень работает, Василий Васильевич по прозвищу "Примочка". Примочка услышал разговор и все пересказал мне. Ладно, ребята, поехали отселя быстрее домой. Домой, и только домой!
– Егоров демонстративно
– Однако в Литве не жарко. В Калининграде теплее.
– Дома всегда теплее!
– воодушевленно произнес Костя.
– Поехали, поехали!
– поторопил Егоров.
– А то наелся я здешних коврижек по самый поплавок!
– С больницей, Егорыч, расплатился?
– спросил Левченко.
– Да. Все выгребли. Подчистую. И доллары, и рубли.
– Справку хоть дали?
– Дали, Вован. И ещё добавили.
– Нет, действительно, Егорыч! А вдруг наша с тобою любимая фирма раскошелится и оплатит твое пребывание в больнице?
– Кхе, оплатит! А "видал сосун" не хочешь? Спасибо вам, ребятушки, большое за то, что за мной приехали.
– Егоров, кряхтя, забрался в "опель".
– Что бы я делал, если бы вас у меня не было? Вышел бы на крыльцо, ободранный, как липка, постучал бы зубами от холода, похлопал бы себя руками под микитками, а дальше что?
– Разве ты мог хотя бы на минуту допустить, Егорыч, что мы с Костей способны бросить тебя? Не вывезти отсюда, а?
Вместо ответа Егоров демонстративно покашлял в кулак - изобразил смущение.
– А тебя, Костюх, гаишники часто останавливают?
– неожиданно спросил он.
– За что?
– За цвет машины.
Костя вожделенно захрюкал - вопрос доставил ему удовольствие. Действительно, другой такой машины в Калининграде нет, и цвет её всякому человеку обязательно бросается в глаза.
– Зато у неё есть одно неоспоримое преимущество.
– Какое?
– Никто никогда не угонит.
– Верно!
– Егоров не удержался, засмеялся и сразу поморщился потянуло шов.
– Такую машину красть бесполезно.
Дорога назад оказалась короче. Домой всегда быстрее добираешься - это закон.
Только переступили порог, Егоров не замедлил улечься в постель. Постанывая, он прижал руку к животу и, сморщив красное потное лицо, пожаловался:
– Больно!
Жил Егоров один, жена у него умерла от внезапной остановки сердца, когда он ездил в Австрию вместе с Левченко, детей у них не было, поэтому квартира Егорова отличалась холостяцкой неприбранностью, вещи были разбросаны как попало: чайник стоял на спортивных брюках, на настольных часах горбилась высушенная до деревянной жестокости половая тряпка, полиэтиленовый пакет с пряниками красовался на стуле вместе со шлепанцами и мыльницей.
– Может, тебе лекарство дать, Егорыч?
– забеспокоился Левченко. Обезболивающее какое-нибудь, а? Анальгин, баралгин, седалгин, пенталгин, а? Или что-нибудь ещё из этих "гинов"? А?
– Не надо. Само пройдет, - устало поморщился Егоров и закрыл глаза. Потом открыл и, повернув голову, в упор глянул на напарника.
– Рассказывай, что с тобой произошло!
– неожиданно потребовал он. Произошло ведь что-то, да? Я кишками своими чувствую. Потрохами...
– Он опасливо погладил себя по животу, едва прикасаясь ладонью к телу.
– Да?
– Произошло, - не стал скрывать Левченко и рассказал напарнику все о двух бандитах в милицейской форме, о чумазых бомжатах, Петьке с Витькой, счастливо наскочивших на него в лесу, о пребывании в больнице, о том, как велось следствие, о своих горестных визитах к калининградским гаишникам.
Егоров, слушая рассказ, даже стонать перестал.
– М-да, досталось тебе куда больше моего. Даже в сравнение не идет. Он крякнул.
– Поди, унюхай, кто на дороге тебя останавливает: милиционер или бандит? Форма-то всех делает похожими, просто на одно лицо. Как китайцев. Что милиционеров, что бандитов. Я бы тоже, если б был на твоем месте, остановился.
– Егоров опять досадливо крякнул, затем забористо, длинно выругался и сразу стал походить на прежнего матерщинника Егорова, которого Левченко хорошо знал и любил.
– А гаишники наши-то, - хрипло воскликнул он, - гаишники-то! Не думал, что среди них есть такие суки!
– Денег хапают слишком много. Вот и испортились.
– Это дело оставлять так нельзя, - сказал Егоров.
– А что делать? Они же - власть!
– Покумекаем, как их на кривой козе объехать. И что-нибудь прикумекаем, будь уверен! Иди домой и жди моей команды!
Когда на следующее утро Егоров позвонил своему напарнику, на улице было ещё темно, город не проснулся, за окнами царствовала мрачная, плохо освещенная редкими тусклыми фонарями ночь, мелкий твердый снежок тихо падал из невидимых небесных щелей. Снег и беспросветная темнота нагнали на Левченко такую жгучую тоску, что он едва не задохнулся от приступа непонятного страха и обиды: сердце начинало стучать дыряво, подбито, и вообще останавливалось, едва в голову приходили мысли о случившемся. Левченко прочистил горло, откашлялся, не боясь, что разбудит мать - Нина Алексеевна уже не спала, она всегда вставала рано, - поднял трубку и произнес громко:
– Да!
– Здорово, корова!
– поприветствовал в обычной своей манере Егоров, добавил несколько матерных слов - без этого он никак не мог.
– Глаза продрал?
– Продрал.
– Умылся?
– Еще нет.
– И не надо. Умываться вредно для здоровья. Только собственную внешность портить. А это тебе совсем ни к чему. Значит так, Вован! Высокие пороги в ГАИ у всяких там полкашей и подполкашей больше не обивай - не царское это дело, - Егоров говорил напористо, командным, хорошо поставленным голосом, аппендицит не выбил его из седла, - на сей раз ты пойдешь в самую низшую гаишную контору, не в ГАИ даже, а в гаишечку, найдешь там сержанта Быстрова, дашь ему двести баксов и получишь новые права. Понял?
– Так точно!
– быстро и бодро отозвался Левченко.
– Вот и молоток! А у гаишного начальства больше не показывайся. Не ходи. Все, отходился! Хватит! А тех московских козлов в форме мы обязательно найдем и накажем. Ишь, охотники! Ничего, ничего, - Егоров произнес несколько любимых своих слов, не поддающихся печатному воспроизведению, - мы ещё устроим охоту на охотников!
Соглашаясь, Левченко несколько раз кивнул: выражение "охота на охотников" ему понравилось.
– Ты в отпуске давно в последний раз был?
– грозно спросил тем временем напарник, словно работал начальником отдела кадров в их родной конторе.
– Два года назад.
Егоров вновь выругался матом.
– Готовься пойти в отпуск, - заявил он.
– Зачем? Да и не сезон.
– Так надо. Того требуют условия охоты.
– Егоров опять выматерился. Как только откроем сезон - руки должны быть развязаны.
– На работе надо объявлять, что мне восстанавливают права?
– Боже упаси! Ни одному человеку об этом. И вообще, ты безропотно пойдешь работать слесарем. Выскочишь на работу и сразу же подашь заявление об отпуске. На два месяца.