Охотники на мамонтов
Шрифт:
— Эйла, никогда в жизни не забуду этой скачки, — сказал Джондалар.
Давно уже он так не расслаблялся! Они смотрели друг на друга улыбаясь, заходясь в веселом смехе. Радость на миг соединила их. Не размышляя, она потянулась поцеловать его — и он уже почти сделал ответное движение, но вдруг вспомнил о Ранеке. Внезапно напрягшись, он разорвал кольцо ее рук.
— Не играй со мной, Эйла, — хрипло сказал он и отстранил ее.
— Не играть с тобой? — переспросила она, и глаза ее наполнились болью.
Джондалар закрыл глаза, скрипнул
Она хотела помочь ему, но он не в силах был ждать. Он нетерпеливо обхватил ее, и она услышала, как он со всей страстью — страстью, которую больше невозможно было сдерживать, — рвет швы на ее одежде. Расстегнув свои штаны, он бросился на нее, обезумев от страсти, его твердый, напрягшийся член рвался к ее лону.
Она старалась направить его, чувствуя, как в ней разгорается ответный жар. Но что его так возбудило? Почувствовал ли он, что она хочет его? Но за всю зиму не было ни одной минуты, когда она не была готова отдаться ему. Она так долго ждала, чтобы он захотел ее!
С такой же страстью, как он, она открылась ему, пригласила его в себя, дала ему то, что он, казалось ему, берет сам.
Он кричал от невероятной радости — радости быть с ней. Впервые он чувствовал подобное. О Дони, как он скучал по ней! Как он хотел ее!
Наслаждение охватило его, волнами омывая все его тело. Он вновь и вновь нырял в эти волны, и она тянулась к нему, охваченная голодной и мучительной страстью. Не ослабевая, не уставая, он вновь и вновь погружался в нее, и она всякий раз радостно встречала его, пока последняя волна Наслаждения — его вершина — не омыла их обоих.
Он целовал ее шею, ключицы, рот. Потом он внезапно остановился.
— Ты плачешь! Я сделал тебе больно! — Он вскочил на ноги и поглядел на нее сверху. Она лежала на земле, вся ее одежда была изорвана. — О Дони, что я наделал? Я ее изнасиловал! Как я мог так поступить? Ей только в первый раз было так больно. А я сделал это… О Дони! О Великая Мать! Как ты дала мне так поступить?
— Нет, Джондалар! — сказала Эйла. — Все в порядке. Ты не изнасиловал меня.
Но он не слушал ее. Он повернулся спиной, не в силах смотреть на нее, и пошел прочь, охваченный ненавистью к себе, чувствуя позор и раскаяние. Если он не в силах не делать ей больно — ему надо избегать ее. «Она права, выбрав Ранека, — думал он. — Я ее не достоин».
Глава 27
Мамут видел, как Джондалар вошел в дом, и слышал, что Эйла возится с лошадьми в загоне. Он чутьем понимал, что что-то не так. Когда она появилась в Мамонтовом очаге, ему показалось сначала, что она упала и больно ударилась. Но тут было нечто большее. Старик был обеспокоен
— Надо бы повторить тот ритуал Клана с могучим корнем, — сказал он. — Давай попробуем еще раз — надо убедиться, что ты сделаешь все правильно.
— Что? — рассеянно спросила она, поглядев на него. — Ах да. Как хочешь, Мамут.
Она опустила волчонка на землю, но тот немедленно вскочил и помчался в Львиный очаг — к Ридагу.
Она стояла погруженная в свои мысли. Вид у нее был такой, словно она готова расплакаться.
— Так ты сказала, — начал он, надеясь мало-помалу разговорить ее, чтобы как-то облегчить ее бремя, — что Иза учила тебя, как приготовить напиток…
— Да. И как подготовиться самой.
— Твой Мог-ур, Креб, следил за тем, как ты все делаешь? Она помолчала.
— Да.
— Он, должно быть, был очень силен.
— Его тотемом был Пещерный Медведь. Он избрал его, дал ему силу.
— Участвовал ли кто-то еще в ритуале? Эйла опустила голову, потом кивнула.
— Этот человек помогал ему не утратить контроля за происходящим?
— Нет. У Креба было силы больше, чем у них всех. Я знаю, я чувствовала это.
Он взял ее за подбородок:
— Расскажи-ка мне об этом поподробнее, Эйла. Она кивнула:
— Иза никогда не показывала мне, как это делается, она говорила, что это слишком священная вещь, чтобы использовать ее всуе, но она пыталась в точности описать мне все это. Когда мы пришли на Сходбище Клана, мог-уры не хотели, чтобы я готовила для них напиток. Они сказали, что я — не из Клана. Может, они и правы. — Эйла кивнула и опять опустила голову. — Но больше некому было.
«Не начинает ли она понимать…» — подумал Мамут.
— Кажется, я сделала напиток слишком сильным — и слишком много. Они его так и не допили. Потом, после церемонии, во время женских танцев, я нашла эти остатки. Я была возбуждена, у меня кружилась голова, и я подумала: интересно, почему это Иза сказала, что выливать священный напиток нельзя? Ну вот я и… выпила его. Я не помню, что после этого случилось, — и все равно я этого никогда не забуду. Каким-то образом я присоединилась к Кребу и мог-урам, и они старались вернуть меня к началу бытия. Я вспомнила теплые воды моря, омывающие глинистые берега… Клан и Другие — все мы пошли из одного корня, ты знаешь это?
— Меня это не удивляет, — ответил Мамут, думая о том, сколько он мог бы почерпнуть из этого опыта.
— Но мне было очень страшно — особенно пока Креб не нашел меня и не стал мной руководить. И еще… с тех пор я… не такая, как прежде. Мои видения… как-то испугали меня. Думаю, они меня изменили.
Мамут кивнул:
— Это многое объясняет. Я все удивлялся, как это ты умеешь делать столько вещей, не учась.
— Креб тоже изменился. Благодаря мне он увидел что-то, чего не видел раньше. Я сделала ему больно, не знаю как, но сделала, — закончила Эйла, заливаясь слезами.