Охотники за каучуком
Шрифт:
Затем — книги, с прекрасными гравюрами, способные развивать ум и воображение. И наконец, старший крепыш, десятилетний Анри, которому на вид легко можно дать все двенадцать, получил полную упряжь для своей маленькой лошадки и красивое ружье двадцать восьмого калибра центрального боя! Настоящее, а вовсе не игрушку! Мальчик, который стрелял из лука и сарбакана [59] , как индеец, не находил слов, чтобы высказать отцу свою радость, так она была велика. Если где-нибудь на земле и царило абсолютное счастье, то, без сомнения, здесь, в уголке тропиков, приютившем дом охотника за каучуком.
59
Сарбакан — духовое ружье индейцев Южной Америки, трубка данной до 3 м, вложенная в другую трубку; отравленные стрелы выдуваются на расстояние 30–40 м.
Однако легкая тень набежала на лоб молодого отца, когда рука его коснулась объемистого пакета с газетами. Жена, замечавшая малейшую перемену в лице супруга, обратила на это внимание:
— Тебя газеты расстраивают, ведь так? Да какое нам дело до того, что где-то происходит! Разве мы не счастливы вдали от цивилизованного мира! Довольно и того, что суета его отравляла мои детские годы…
— Да, ты права, дитя мое, — мягко отозвался Шарль, — мы счастливы своей любовью в нашем одиночестве, полном света и свободы. Но может случиться, что о нас вспомнят «там», как ты говоришь, и это меня слегка беспокоит. Возвращаясь из Марони и читая на досуге газеты, я узнал, среди всего прочего, что наши депутаты приняли закон, делающий Гвиану местом ссылки рецидивистов.
— Но, друг мой, это не новость, в Гвиану давно уже ссылают часть осужденных французским правосудием преступников.
— Но это не совсем одно и то же, милая Мери. Если я только хорошо уразумел недавно принятый закон, то речь идет не о содержании осужденных преступников в тюрьме, где за ними есть надзор и контроль, а о массовой высылке в Гвиану рецидивистов. То есть людей, вторично совершивших преступление, — без чести и совести, врагов общества. Предполагается давать им землю для обработки, а это значит — оставлять их фактически на свободе. Таким образом хотят заселить нашу Гвиану, дать ей рабочие руки. Но ведь это значит — восстанавливать больной организм, питая его нездоровой пищей! Одним словом, по избитому выражению, хотят долить полубочонок плохого вина уксусом, в надежде сделать его получше.
— А этих рецидивистов, как ты их называешь, много?
— Около двадцати тысяч! Двадцать тысяч негодяев без чести и совести, без всякого удержу, они налетят как саранча на тихую и работящую Гвиану. Это меня в дрожь бросает! Подумал ли кто-нибудь в правительстве о последствиях такого голосования? Понятно желание очистить крупные центры от людских отбросов. Но почему при этом надо подвергать опасности жизнь и имущество колонистов, честных и добрых французов? Если бы Гвиана была пустыней среди океана — другое дело! Тогда такую меру можно было бы только приветствовать.
— Да, ты прав. Однако что может угрожать лично нам? Ведь мы так далеки от места будущей ссылки.
— Для нас опасность, может быть, будет еще больше. Ведь мы находимся на нейтральной земле, которую оспаривают друг у друга Франция и Бразилия. Власти здесь не имеет ни одна, ни другая. Это-то и опасно! Было бы наивно ожидать от ссыльных, что они добровольно подчинятся аресту. Одна мысль о том, что их принудят к пребыванию в стране, где царит известный порядок, нестерпима для подобных людей. Я уверен, что они сделают все что угодно, лишь бы избежать этого! И надо же, чтобы для большего соблазна совсем рядом с ними находилась земля без хозяина, куда без особого труда могут сбежать все каторжники из тюрем! А там, по их примеру, свободные ссыльные тоже начнут кочевать — захватывать нейтральные земли и жить здесь без всяких стеснений, повинуясь лишь низким инстинктам. Как видишь, в скором времени ситуация станет неблагоприятной для таких, как мы, граждан без родины.
…В этот момент со стороны хижин раздались звуки, какие издают негры, когда они напуганы или встревожены.
— В чем дело? — Шарль быстро поднялся со стула.
Высокий негр, бледный от волнения, — люди его расы, когда они чем-то сильно встревожены, становятся пепельно-серыми — одним прыжком взлетел на лестницу, ведущую в жилище. На его плече кровоточила рана. Он едва мог говорить, задыхаясь от быстрого бега.
— Хозяин! — закричал он на местном наречии. — Там люди, белые! Они сожгли маленький карбет у бухты Женипа, угнали скот, убили моего брата Куассибу.
ГЛАВА 6
Признание бандита. — Нотариуса действительно убили. — Бесстыжая выходка. — Господин Луш дешево отделывается. — Не падай духом! — От Апруаги до Ойяпока. — Лихорадка. — Переправа через реку. — Земля обетованная. — Планы на будущее. — За старое ремесло. — Надо работать, чтобы есть! — Первые жилища. — Импровизированный обед. — Изобилие. — Грабеж. — Едва освободившись, они подумывают завести рабов. — По усам текло, а в рот не попало. — Преследование. — Португальцы. — Господин Луш готов платить, но не платит. — Новые опасения. — Ужасные угрозы.
Вернемся на правый берег Апруаги, затененный вековыми деревьями, под которыми беглые каторжники предавались людоедскому пиршеству.
— Но, — воскликнул с ужасом Шоколад, — то, что вы мне предлагаете, ведь это — человеческое мясо!
— Ну и что из того, — отвечал своим пронзительным голосом Луш. — Нотариус ведь протянул ноги, а мы подыхали с голоду… Мертвые должны послужить на пользу живым.
— Луш прав, — восклицали остальные с набитыми ртами.
Но, увидев, что араб и мартиникиец с отвращением отбросили куски, которые они ели, Красный цинично заметил:
— Гляди-ка! Арабишка и Немытый что-то кочевряжатся… Ну и ладно, нам больше достанется.
— Но скажите мне, — произнес с видимым усилием Шоколад, — что вы его, по крайней мере, не убили.
— Говорят тебе, что его пришиб электрический угорь. Насилу вытащили тело из воды. И потом, мы были зверски голодны.
— Глупости! — перебил Луш, который, чувствуя поддержку Геркулеса, испытывал злобную радость, дразня Шоколада. — А если это и не угорь вовсе заставил его откинуть копыта, что бы ты сделал, скажи-ка на милость?
— Я предпочел бы вернуться туда, откуда сбежал, снова таскать цепь с ядром и есть одни гнилые овощи до скончания века, чем оставаться с вами еще хоть один миг.
Луш разразился смехом, напоминавшим скрежет пилы.
— Гляди-ка, ты бубнишь не хуже любого кюре… [60] Тебе и надо было стать попом, а не жениться, чтобы потом пришибить свою бабу.
При этих гнусных словах Шоколад страшно побледнел и хрипло вскрикнул. Одним тигриным прыжком он кинулся на старого каторжника, согнул его как тростинку и бросил на землю, желая размозжить ему череп ударом ноги.
60
Кюре — католический священник.