Охотники за каучуком
Шрифт:
При этих словах молодого человека, чье неожиданное появление так испугало бандитов, чары рассеялись, Геркулес первым овладел собой.
— А, да ты один, ладно же, я тебя как спичку переломлю, — яростно завопил он. Но Шоколад, который чудом избег ужасной пытки и увидел опасность, грозившую его нежданному спасителю, закричал:
— Перережь мои веревки, нас будет двое…
— Ко мне!
Негры и индейцы, скрывавшиеся в тени, кинулись на крик своего хозяина. Геркулес был изумлен еще больше, чем в начале сцены, при виде ружей и сарбаканов, нацеленных на всю шайку.
— Тысяча чертей! — завопил Луш. — Мы попались. Спасайся кто может!
— Стоять! — скомандовал Шарль громовым голосом. — Сдавайтесь, или вы погибли!
Но в голове Геркулеса, при виде гибельной опасности, мгновенно созрел коварный план.
— Ладно, ладно! — ворчливо забормотал он. — Покончим дело миром.
Но вот что он шепнул на ухо Лушу:
— Ты вместе с другими становись позади меня и, по моему знаку, бегите к быкам!
Все это заняло не больше десяти секунд. И вдруг Геркулес, опершись на один из столбов, резко выпрямился. Он напряг свои могучие мускулы, налег на столб с невероятной силой и торжествующе закричал:
— Спасайтесь, товарищи! Они в ловушке!
В тот же миг рухнуло ветхое строение, погребая семерых человек под грудой обломков и прогнивших листьев, из которых была сделана крыша хижины. Пока люди Шарля старались выбраться из-под обвала, каторжники и мулаты в несколько прыжков достигли поляны. Там находилась их «кавалерия», предмет восхищения Луша. А иначе говоря — дюжина некрупных быков, привязанных бок о бок и сохранявших неподвижность, страшную для каждого, кто был знаком с неукротимым нравом этих диких обитателей саванны. Но бедные животные не могли выказать свой буйный нрав, так как у каждого из них было продето сквозь ноздри веревочное кольцо, а к нему крепились еще две веревки в виде удил. Достаточно было потянуть эту уздечку вправо или влево, и четвероногие шли в нужном направлении. Ноздри у них — самое чувствительное место, и вполне понятно, что это варварское приспособление способно заставить повиноваться даже самого свирепого быка.
Беглецы мгновенно перерезали привязи, державшие быков. Вскочив им на спины и ухватившись за поводья, они помчались через поляну, торжествующе вопя. Но радость эта была недолгой. Едва бандиты достигли центра поляны, как услышали короткие, резкие, свистящие звуки, похожие на шелест тростника. И в ту же минуту троих быков, мчавшихся впереди других с опущенной головой и вытянутым хвостом, обуяла паника. Через несколько секунд тот же страх охватил еще одну троицу, затем еще одну. Они отказались повиноваться всадникам, если это слово подходит для человека, сидящего на быке, хотя те безжалостно рвали им ноздри и угощали ударами ножей. После упорной борьбы удалось наконец укротить животных, но они бежали уже без прежней резвости, жалобно мыча и спотыкаясь. Проклятия вырвались из уст каторжников, не понявших смысла этого явления, но уже ощутивших его последствия.
— Тысяча чертей! — выходил из себя Луш. — Эта чертова скотина нам все испортила, и теперь колонист со своими черномазыми перестреляет нас, как кроликов.
— Ну-ка! Попытаемся добраться до леса! — кричали остальные, еще более напуганные, чем раньше.
— Все это без толку, товарищи, — сказал один из мулатов на местном наречии. — Наши быки ранены стрелами, смоченными ядом кураре. Через несколько минут они падут, от этого яда нет спасения. Бежать дальше было бы безумием. Под деревьями скрываются индейцы, мы теперь в их власти.
— Но что же делать, черт побери?
— Поглядите-ка, — продолжал мулат хладнокровно, показывая на своего павшего быка. — Видите этот маленький колышек, обмотанный белым шелком, который торчит у быка в морде? Не прикасайтесь к нему! Это индейская стрела, она убивает вернее пули из карабина, страшнее, чем гремучая змея. Все наши быки ранены подобным образом. Через пять минут они подохнут.
И действительно, животные падали один за другим, мотали головой, водили гаснущими глазами, корчились и застывали. Все было кончено. Поляна напоминала бойню. Каторжники, у которых еще оставались мачете, боясь жестокой мести, решили, по крайней мере, дорого продать свою жизнь. Мулат же, не разделявший их воинственного порыва, наоборот, советовал сдаться на милость победителя.
— Если бы этот белый хотел нашей смерти, — говорил мулат вполне резонно, — он бы приказал индейцам стрелять в нас, а вовсе не в быков. И теперь бы мы так же корчились и ворочали глазами, как наша скотина. Значит, он хочет нас взять живыми.
Возразить на такой разумный довод было нечего, тем более что Шарль и его спутники уже выбрались из-под обломков хижины и приближались, не спеша и уверенно. За ними, прихрамывая, плелись Шоколад, араб и мартиникиец, на ходу растирая руки, занемевшие от веревок. Трое индейцев, продемонстрировавшие удивительную меткость, тоже вышли из-за деревьев, потрясая сарбаканами.
Шарль остановился в нескольких шагах от бандитов, навел на них револьвер и спокойно сказал:
— Бросайте оружие.
Его решительный вид доказывал, что всякое сопротивление бесполезно, и каторжники поторопились повиноваться.
— Теперь подходите по одному. Ты, Табира, возьми веревки от гамаков и крепко свяжи этим людям руки за спиной.
Луш, как предводитель шайки, подошел первым. Вид у него был жалкий, голова опущена, руки он протянул жестом человека, давно привыкшего к кандалам. Однако негодяй хотел умилостивить Шарля и представить ему смягчающие вину обстоятельства.
— Пожалейте нас, добрый господин! Мы скорее несчастные заблудшие души, чем преступники. Мы никогда не примемся за прежнее, клянусь вам, мы ничего не жаждем сильнее, чем честно зарабатывать свой хлеб. Дайте нам работу, и вы увидите.
— Молчать! — прервал его молодой человек.
— Господин, господин! Прошу вас, не убивайте нас… Мы сделаем все, что вы захотите… Мы даже вернемся в Кайенну, если прикажете, только пощадите нас!
— Пиражиба, — произнес Шарль, не удостаивая бандита ответом, — если этот человек еще раз обратится со словами к тебе или к одному из вас, привяжи его к дереву и отвесь пятьдесят палок по спине.
Это радикальное лекарство немедленно остановило поток красноречия из уст каторжника и придало ему крайне смиренный вид. Остальные бандиты выглядели не менее жалко, но по тону молодого человека поняли, что лучше помолчать и не скулить попусту.
На связывание негодяев ушло минут двадцать, так как Табира относился к делу очень добросовестно, понимая всю важность задачи. Каторжники и их пособники были надежно связаны по четверо в ряд и образовали четыре шеренги, каждую из которых охранял один из негров Шарля. Трупы быков были брошены на поляне в пищу муравьям — колонисты знали, что меньше чем за сутки эти проворные насекомые разделают туши лучше любого анатома. Индейцы шли по бокам колонны, наблюдая за пленниками, чтобы, в случае чего, помешать их побегу. Шарль замыкал шествие вместе с Шоколадом, который в своем рассказе восстановил всю цепь событий, начиная с бегства каторжников и кончая моментом, когда обстоятельства привели его зловещих спутников к усадьбе молодого колониста. Молодой человек слушал не перебивая эту мрачную одиссею беглеца. Эльзасец рассказывал о произошедшем глухо, монотонно, с запинками, будто разучившись говорить.