Охотники за каучуком
Шрифт:
— Ну, друзья! — сказал Луш, снова обретший развязность ярмарочного зазывалы. — Хватит болтать. Теперь мы у себя дома и должны составить план.
— О, — откликнулся Геркулес, — что до меня, то я хочу в Бразилию. Там, говорят, есть хорошие города, уж в них я найду занятие по душе.
— Да, дружок, чувствуется, что ты хотел бы снова взяться за старое и стать взломщиком на пару с Лушем, который так ловко открывает любые замки. Но сперва надо зайти в ресторан, а потом уж покупать билеты в те города.
— Да, пора и о еде подумать. Уже нечего бояться, что ищейки наступят на пятки. А скажи-ка, Бразилия далеко?
— Ну, сынок, лье около ста, если идти прямо, как птица летит.
— Сто лье!..
— Да, месье, сто лье, да еще по этой местности.
— Что же, выходит, мы опять будем так же тащиться, как досюда из Кайенны? Это вовсе не весело!
— Подожди-ка немного, авось все уладится. Теперь, вместо того чтобы избегать жилья, как мы поступали раньше, мы будем его искать. А когда найдем, то позаимствуем провиант у добрых людей, что там живут.
— Снова грабить? А если нас накроют?
— Ну и глуп же ты! Я ж тебе говорил, что тут нет ни полиции, ни жандармов, ни судей, ни солдат…
— Отличная страна, черт побери!
— …А жители здесь такие же парни, как и мы с тобой, они смылись либо из Французской Гвианы, либо из Бразилии.
— Но тогда они, значит, работают, чтобы жить?
— Надо думать, раз они тут обосновались.
— Вот еще, быть на свободе и вкалывать!
Пока велся этот поучительный разговор, голодные беглецы собирали устриц и речных креветок, которыми и утолили свой голод. Затем они снова двинулись в путь, уклоняясь на этот раз к югу, чтобы избежать огромных болот, окаймлявших побережье.
Везение не изменило им и на этот раз. Вскоре каторжники вышли на большую вырубку на берегу довольно широкой бухты. Скорее всего, это был залив Уассы, большой реки, что впадает в устье Ойяпока, на правом берегу, немного повыше Уанари.
Их взору предстали маленькие поля, засеянные маисом и маниокой. Группа хижин пряталась в тени манговых, банановых и хлебных деревьев, чья тень защищала молодые кофейные посадки.
Каторжники смело двинулись вперед, тем более что они были голодны, и свободно проникли в одну из хижин. Скромное жилище оказалось пустым, как и все другие, но по всему было видно, что хозяева находятся невдалеке. И наконец, особенно важная деталь для таких людей, жилье было буквально набито едой: лепешки из кассавы, корзины, полные маниоковой муки, спинные корзины с початками маиса, связки сушеной рыбы, копченого мяса, калебасы [62] с кофе и даже кристаллизованный тростниковый сахар… Всего здесь было вдоволь, и все обнаруживало опыт обитателей и их знакомство с дикой жизнью в лесах.
62
Калебас — сосуд из высушенной тыквы.
При виде еды пришельцы радостно завопили. Они без церемоний уселись и принялись за припасы с дикой жадностью. Было бы просто невозможно перечислить количество всего съеденного провианта, да и бесполезно. Наконец, наевшись до отвала, беглецы пожелали уже излишеств. По крайней мере, четверо негодяев, с которыми продолжали оставаться до удобного случая Шоколад, араб и мартиникиец.
— Я, — сказал Геркулес, — люблю комфорт и выпил бы чашечку кофе…
— А я бы с удовольствием выкурил трубочку, — сообщил Кривой.
— А я, — заключил Луш, — не отказался бы ни от того, ни от другого.
— Черт возьми! — воскликнул Красный, со своим грубым выговором жителя предместья. — Да вот же трубки и табак.
— Гляди-ка, тут все есть, прямо рай.
— Хорошо быть на свободе и лопать от пуза.
— Если бы всегда так!
— Постойте-ка, — сказал Луш, — у меня явилась идея. В таких диких местах должны жить такие же примитивные жители, какие-нибудь добрые негры-марроны, с которыми можно легко объясниться.
— А как? — поинтересовался Геркулес. Он всегда любил расспрашивать.
— Это так же просто, как курить чужой табак после еды, которая тоже ведь была не наша. Негры созданы, чтобы работать на других, на белых, на таких, как мы! Ну, так и заставим их поработать на нас, а если они будут недовольны, так здесь растет полно всякого дубья, и чернокожих можно образумить. Мы убедим их стать нашими рабами или слугами, это слово как-то получше звучит, настанут для нас, ворюг, светлые дни. Я, например, охотно стал бы хозяином поместья, — заключил свою речь Луш.
— Хорошая мысль, — заорали бандиты. — Ура господину Лушу, хитрецу из хитрецов!
Но Шоколад, который до сих пор не произнес ни слова, мигом остудил общий пыл.
— А если этих неизвестных больше, чем нас, и это им придет мысль сделать нас рабами? И будем мы вкалывать, как каторжные, а кто же мы еще? А они нам за работу будут платить колотушками, что вы тогда скажете?
— Ты, Шоколад, говоришь нечасто, но всякий раз, как раскроешь рот, я будто адвоката слышу, — сказал Луш. — Но ты прав, и нам надо сматываться. Кстати, я заметил на отмели две отличные пироги. Надо не мешкая нагрузить одну из них припасами, взять весла, мачете, которых нам на всех не хватает, и в путь!
— Идет! — воскликнули в один голос Геркулес, Красный и Кривой.
Менее чем за четверть часа туземная лодка была нагружена припасами и готова к отплытию. Шоколад, поневоле разделявший плоды этого грабежа, занял место рядом с арабом и негром, которых вовсе не занимали подобные вопросы. И вся орава быстро скрылась из виду, но не прежде, чем предусмотрительный Луш проткнул дно оставшейся пироги ударом весла.
Целый день они плыли вверх по реке, пока не добрались до леса, выходящего к очень болотистому берегу. Это вызвало залп проклятий у Геркулеса, забывшего прихватить гамак. Но гамак заменили толстые подстилки из листьев, на которых беглецы заснули сном праведников.
Пробуждение их было крайне неприятно. Яростные крики и проклятия на незнакомом языке вылетали из уст восьми человек. У двоих были ружья, у остальных только мачете, и они яростно атаковали лагерь беглецов.
В нападавших можно было узнать португальцев по блестящим черным глазам под густыми бровями, по матово-желтой коже, по гладким черным волосам. Типаж этот был знаком беглецам, часто встречавшим португальцев в Гвиане.
Каторжники сразу поняли, что перед ними люди, ограбленные накануне, и приготовились защищаться. В это время двое португальцев взяли бандитов на прицел, а их предводитель обратился к ним с яростной речью. Он обвинял бандитов в краже продуктов и лодки, в порче другой лодки и приказывал им следовать за собой. Каторжники переглянулись. Восемь против семерых, силы почти равны, но прицел двух ружей нарушал паритет.