Окаянные
Шрифт:
— Вы упоминали Маньчжурию?
— В Гражданскую, когда изрядно намозолил глаза пресловутый барон Унгерн, объявивший себя царьком Дальнего Востока и реставратором империи Чингис-хана от Тихого океана до Каспия, Сакурова направили нелегально в Монголию для ликвидации зарвавшегося негодяя. Вам, конечно, известно, как прекрасно он справился с поставленной задачей. Уже в августе прошлого года барон был арестован, публично осуждён и расстрелян.
— Насколько мне известно, арест был произведён монгольским князем, а отряду красных партизан под руководством
— Кто же посмеет рассекречивать имена наших лучших агентов, Генрих Гершенович? За крупными операциями всегда маячат их тени. Товарищи Дзержинский и Менжинский владеют надёжными ключами, а потомки когда-нибудь узнают имена настоящих героев, сыскать же монгольских князей на эту роль в ту пору было нетрудно.
— Ну-ну, — хмыкнул Ягода, — сказано отменно. Однако, какое отношение ваш герой имеет к той яме, в которую угодив, вы затащили и меня?
— Как вы не догадываетесь? Я, наверно, нескладно изъясняю, извините, — заторопился Буланов. — Они же хорошо знают друг друга ещё по Иностранному отделу и были друзьями.
— Ваш Самурай и Карлуша?
— Виктор Карлович, смею напомнить, руководил в своё время Иностранным отделом. Поэтому, прознав про неприятную историю, случившуюся с Сакуровым перед самым награждением за успешную ликвидацию барона, товарищ Паукер обратился за помощью ко мне. Я помог ему спасти товарища. Сакуров, хоть и лишился заслуженных почестей, но уцелел. После откомандирования к нам для выполнения важных операций он готовился по вашему приказу.
— При полном моём неведении.
— Не было возможности представить его вам. В самый последний момент прибыл товарищ Корновский из Германии и попросился в отпуск. Вы дали согласие.
— Та самая поездка на юг пароходом?
— Совершенно верно.
— И ваш Самурай сопровождал его в качестве телохранителя?
— Был его тенью и блестяще справился. Кстати, на пароходе Корно пытались убить.
— Как? Кто?
— По-видимому, эсеры. Убийца подменил одного из помощников капитана на одной из стоянок и мог бы довести акцию до трагического конца, не вмешайся вовремя Самурай.
— Чёрт возьми! Сегодня просто день грязных сенсаций! Если б вы сами не были пострадавшим в одной из них, я бы заподозрил вас в их специальной инсценировке! Надеюсь, Корно не пострадал?
— Оба целы и остались незнакомы друг другу лично. Я счёл это нежелательным без вашего одобрения кандидатуры Сакурова. Но они оба в той поездке зарекомендовали себя настоящими профессионалами и, мне представляется, справятся с любым вашим поручением.
— Я решу, когда встречусь с каждым, — пробуравил уничтожающим взглядом Генрих Буланова. — Вам помогает либо сам бог, либо дьявол. Мне порой становится даже не по себе… Значит, убийца уничтожен Сакуровым на пароходе, а Паукер вам обязан серьёзным образом?
— Ну… — изобразил скромную улыбку Буланов, лицо его сияло.
— Значит, вы полагаете поэтому молчат до сих пор телефоны в моём кабинете?
—
— В ваших рассуждениях присутствует логика, если бы не одна закавыка, — закурил Ягода. — Но факт остаётся фактом: телефоны в этом кабинете молчат. Феликс с утра собирался к питерским товарищам на короткое время. Но это ничего не значит. Если бы Коба его потревожил по этому поводу, он бы успел меня выдернуть к себе, а если уже в дороге, нашёл бы возможность телеграфировать.
— Есть ещё время.
— Нет, он выехал рано. Но все дела были бы отложены.
— Значит, я прав. Карл Викторович всё ещё раздумывает.
— А вот нам раздумывать нельзя! — ударил кулаком по столу Ягода. — Мы должны действовать!
Буланов вскочил на ноги без команды и замер.
— Вам следует негласно встретиться с Паукером, Павел Петрович. Негласно! Чтоб ни одна вошь! Есть канал?
— Есть. Он сам по нему выходил на меня, когда понадобилось, во время той истории с Самураем.
— Лучшего не придумать. Действуйте!
— Сейчас же?
— У нас нет лишней минуты.
— Мне бы помощника.
— Возьмите Саву.
— Вашего курьера?
— Вы плохо слышите? И ступайте к себе, подготовьтесь, а Саву пришлите ко мне. Я проинструктирую его сам.
Сопроводив Дзержинского в Питер под предлогом убедиться, сколь реальную опасность представляет в Северной столице заявляющая о себе почти открыто сколоченная оппозиция неугомонного в тайном коварстве Зиновьева, Коба смог наконец всерьёз поразмыслить и заняться собственными проблемками в Москве. Он чуял назревающий момент, упустить который значило потерять многое в борьбе за власть, если не всё. Решительный удар следовало наносить немедленно, пока ситуация на его стороне.
Засидевшись в кабинете допоздна и покончив с текучкой, он попросил принести крепкого чая и, закурив трубку, развернувшись вполоборота к карте республики на стене, скользил задумчивым взглядом по флажкам, ромбикам и красным точкам на ней, понятным немногим. Их он наносил сам, оставаясь в одиночестве, отмечая значками города, где руководство беспрекословно, как он считал, подчинялось ему и было готово выполнить любой его приказ, либо предательски увиливало, колебалось, имея на его счёт сомнения.