Океан. Выпуск пятый
Шрифт:
Немного дальше, правее, у лесной пристани, погиб эсминец «Бдительный». Нефть, которой он перед налетом был забункерован, разлилась по всей бухте и загорелась, настигая плавающих моряков. Уже темнело, и было хорошо видно, как по воде били и били, постепенно угасая, факелы матросских рук.
Войдя в город, немцы решили поднять «Ташкент» и ввести его в строй. Но работы почему-то вдруг прекратились, и все недоумевали: что же произошло, почему они отказались от столь соблазнительной мысли поднять «Ташкент»?
Поняли мы это много времени спустя, когда освободили город и получили
Аварийно-спасательный отряд, в котором я служил инструктором-водолазом, приступил к работам. Прежде чем начинать подъем, необходимо было обследовать положение корабля на грунте, количество и величину пробоин. Специалистом водолазной службы был у нас Голынец — уже в возрасте, но еще стройный мужчина, много лет прослуживший водолазом. Храбрый, но, как все старые водолазы, не лишенный суеверия. Ему-то и предстояло первым пойти на обследование «Ташкента» и дать свое заключение.
С борта спущен трап, на нем стоит Голынец, готовый к спуску. Раздается команда «Воздух!», закручивается передний иллюминатор, хлопок ладонью по шлему, и водолаз медленно спускается по трапу. Оторвавшись от него, он машет нам рукой и исчезает под водой, оставляя на поверхности клубок кипящих пузырей, по которым всегда можно определить, где находится водолаз.
Ждем первых вестей. По пузырям видим, что водолаз остановился у кормы, постоял несколько минут, видимо размышляя, как действовать дальше, и двинулся вдоль корабля.
— Ну что? — спрашиваем мы у водолаза, который держит связь по телефону с находящимся под водой.
— Все нормально. Поет.
Многие водолазы поют под водой. И каждый объясняет это по-своему. Правда, один старый водолаз говорил мне, что он поет от страха, чтобы отвлечь себя. Но я думаю, он шутил.
Мы не отрывали глаз от пузырьков. Было видно, что водолаз подходит к средней части корабля, хотя слово «ходить» здесь не совсем точно. Человек, скорее всего, напоминает краба: под водой он двигается немного нагнувшись, боком, чтобы легче преодолевать сопротивление воды. Вдруг в наушниках зазвучал испуганный голос:
— Выхожу наверх! Немедленно выбирайте шланг-сигнал!
Все переглянулись: что-то случилось. Через несколько минут мы раздевали тяжело дышавшего Голынца. Раздевшись, он буквально свалился на банку.
— Что произошло? — с тревогой спросил я.
— Там матрос стоит. Вин приветствовав меня.
— Какой матрос?
— Наш матрос!
— Чей наш?
— С «Ташкента».
— Ты с ума сошел! Этого не может быть!
— Может не может, но я бильше пид воду не пийду.
Весь его дальнейший рассказ сводился к тому, что у борта «Ташкента» на вахте стоит матрос, и когда Голынец к нему приблизился, тот взял под козырек.
Спорить с ним было неудобно — он был старшим по званию и возрасту. Мы в душе посмеялись и согласились с ним, решив, что это была галлюцинация.
На следующий день на грунт спустился я. Корабль лежал на правом борту, покрытый покачивающимися водорослями. Сквозь них, как сквозь чащобу леса, пробивались лучи солнца, выхватывающие из темноты то орудийную башню, то букву из названия корабля. Как в сказочном заколдованном царстве, здесь царили
В центре корпуса зияла огромная пробоина, через которую были видны поврежденные внутренности корабля, покрытые илом. Я замерил пробоину и прополз внутрь, чтобы точно выяснить, какие отсеки повреждены. Бомба попала в машинное отделение. «Турбины все равно будут заменять», — подумал я, вылезая из пробоины. Острые, рваные края ее могли распороть рубаху, и я, повернувшись на спину и оттолкнувшись от пробоины, плавно выплыл и встал на грунт, опираясь руками о борт. Между прочим, я тоже что-то мурлыкал себе под нос. Прежде чем выбраться на палубу, я посмотрел вверх, и песенка, которую я напевал, вдруг шершавым колом застряла у меня в горле: надо мной, высунувшись по пояс из иллюминатора, нависал матрос. Лицо его трудно было разобрать, но я ясно видел, что он подносит к голове руку, приветствуя меня, а падающий на рукав фланелевки солнечный луч освещает нашивку с поблескивающей над ней золотой звездочкой.
Сразу же почему-то осипшим голосом я приказал по телефону:
— Выбирайте наверх!
Сигнал дрогнул, и я, отделившись от грунта, поплыл прямо к приветствовавшему меня матросу. Водолазный бот стоял как раз над ним, и сигнальный конец невольно подтягивал меня к месту его «вахты». Я перестал стравливать воздух, и рубаха, раздувшись, пробкой понесла меня наверх. Матрос промелькнул мимо. Через полчаса я выжимал на палубе бота водолазное белье, мокрое от холодного пота.
Позже мы узнали, что немецкие водолазы категорически отказались от работы на «Ташкенте». Из Берлина был вызван специальный инструктор, который, выскочив из-под воды как ошпаренный, на следующий день в донесении написал: «Русские в потопленном корабле оставили духов, принимающих форму живых людей с обозначением на рукавах партийных знаков. Подъем невозможен!» Тогда-то мы и поняли, почему немцы отказались от подъема.
А позже выяснилось: когда «Ташкент» начал тонуть, один из матросов машинной команды, не успев добраться до верхней палубы, попытался выскочить через иллюминатор, но в него попала пуля, пущенная с «юнкерса», и он затонул вместе с кораблем. Сукно не портится в морской воде, и оно сохранило тело матроса в относительной целости, как бы в чехле. А подводное течение то поднимало, то опускало его руку. Поэтому и создавалось впечатление, что он приветствует водолазов.
Спустя несколько дней мы достали его и похоронили вместе с героями, погибшими при освобождении города. Кто он — узнать не удалось.
Подъем «Ташкента» было решено производить понтонным способом. Для этого под днищем корабля необходимо было промыть пять туннелей, продернуть через них стальные тросы, затопить с каждого борта по пять понтонов, похожих на огромные бочки подъемной силой в 500 тонн каждая, принайтовать (прикрепить) их к тросам и продуть воздухом. Понтоны всплывут и поднимут вместе с собой корабль.
На бумаге это выглядит легко и просто. Но до этого — «понтоны всплывут» — несколько месяцев каторжно-изнурительного водолазного труда, от которого… Словом, работы по промывке туннелей водолазы не очень любят.