Океан. Выпуск пятый
Шрифт:
Погода внезапно испортилась, над побережьем нависли низкие облака, летчики оказались бессильными и продолжать разведку, и наносить удар с воздуха. Конвой был потерян, но утром 15 июля вновь обнаружен подводной лодкой С-56, которой командовал капитан 2 ранга Григорий Щедрин (впоследствии удостоен звания Героя Советского Союза). Лодке удалось выйти в атаку на конвой, потопить один миноносец из состава охранения и передать донесение о местонахождении и курсе противника прежде, чем субмарина подверглась ожесточенному преследованию и вынуждена была уйти на глубину.
В дело снова бросили авиацию. Несмотря на низкую облачность (высота облаков
Боевая тревога!.. Я бежал на катер, раздумывая, что ждет нас. Конечно, яростное сопротивление противника: восемь катеров выступали против армады более чем в 30 вымпелов, основную часть которой составляли быстроходные и высокоманевренные боевые корабли, вооруженные скорострельной артиллерией. В условиях полярного дня, при большой видимости, противник имел много преимуществ, не говоря уже о численном перевесе.
Единственно правильной тактикой в предстоящем бою для нас было применение стремительного маневра, искусное использование дымзавес для взаимного прикрытия и сосредоточенный дерзкий удар по транспортам с возможно коротких дистанций. Плохо, что низкая облачность не давала возможности привлечь к совместному удару по конвою нашу штурмовую или торпедоносную авиацию, что значительно увеличило бы шансы на успех. Однако приказ комбрига и его последние указания по организации поиска и боя были получены, и теперь нам оставалось только исполнить их как можно лучше.
Я вывел катера на внутренний рейд. В качестве флагманского выбрал катер старшего лейтенанта Александра Горбачева. Перед отходом от пирса мне доложили, что на катере вышел из меридиана гирокомпас, но магнитный исправен, хотя и неустойчив на волне. Раздумывать было некогда. Пересаживаться на другой катер я не захотел, чтобы не нервировать личный состав экипажа Горбачева.
Я обошел на катере всех стоявших на рейде и через мегафон дал указания о порядке действий. Через несколько минут маленькие кораблики построились в кильватер, кроваво-красные вымпела запели на ветру, и мы рванулись навстречу нашей победе.
К тому времени облачность несколько поднялась. Комбриг попросил поднять четверку истребителей, чтобы прикрыть нас с воздуха и облегчить поиск конвоя. Ястребки шли над нашими головами, важно переваливались с крыла на крыло, и мы себя чувствовали спокойно и уверенно.
Через час мы прибыли в район, где, по расчетам, должны были перехватить конвой. Но конвоя там не оказалось.
Решаю спуститься на юго-запад. Идем вдоль хмурых скалистых норвежских берегов, то и дело рискуя попасть под обстрел береговых батарей противника. Высота облачности и видимость все время меняются. Над водой висят клочья редкого тумана. Истребители то исчезают в густой вате облаков, то появляются вновь.
Конвой исчез.
— Вижу конвой!.. Вижу конвой!.. Координаты…
Катера стремительно развернулись для атаки.
ТОРПЕДЫ ИДУТ В ЦЕЛЬ
Нас заметили.
Ожил вражеский берег. Словно взорвался. Ощерился огнем.
Вокруг катеров — шквал снарядов.
«Роли» у нас распределены. Иван Никитин вырывается вперед, и вот уже над морем висит густая дымзавеса, надежное наше «убежище». Теперь пусть гитлеровцы стреляют Их отчаянная пальба вслепую особого вреда не принесет.
Через несколько минут с катера старшего лейтенанта Василия Быкова, а затем и с флагманского на дистанции около 40—50 кабельтовых были замечены силуэты больших кораблей. Транспорты перестроились в одну кильватерную колонну и, находясь на подходах к порту Киркенес, очевидно, готовились втянуться в фьорд. Мы тоже замечены. Гитлеровские корабли бьют всеми калибрами. Перед нами — стена огня. Положение у нас не из выгодных — мы оказались в хвосте конвоя и должны для занятия позиции торпедного залпа длительное время идти под губительным огнем. Но иного выхода нет.
Принимаю решение: на максимальной скорости, постепенно сходящимися курсами, выйти на центр конвоя, а затем повернуть всем вдруг вправо на девяносто градусов и широким фронтом — так идет в атаку кавалерийская лава — разом ударить по крупным кораблям.
Осуществляем маневр, беспрерывно ставя дымзавесы, прикрывая друг друга от бешеного огня. Над головами свистят осколки снарядов. Бьют по корпусу. Ранят людей. Со звоном отскакивают от броневых плит рубки. Черные пузыри шрапнели лопаются, рассыпая тысячи осколков, а трассирующие снаряды крупнокалиберных автоматов огненным разноцветным серпантином пронизывают все поле боя. Если бы существовал ад, он, наверное, очень бы походил на все это.
Мы вошли в азарт и, посылая проклятия по адресу уже сто раз проклятых гитлеровцев, выводим катера на боевой курс.
У всех одна мысль: только бы успеть выйти на дистанцию залпа и точно выпустить торпеды. Сближение продолжается около десяти минут. Сейчас можно признаться: тогда они нам показались часами…
Три шнелльбота вырвались в лобовую контратаку на флагманский катер. Александр Горбачев открывает интенсивный артогонь и быстрым маневром за дымзавесой продолжает сближение с целью — крупным транспортом, который отчаянно отстреливался из двух своих пушек и нескольких пулеметов. Один снаряд разорвался у кормы катера, обрушив на палубу каскад воды. Другой разбил баллон дымаппаратуры и воспламенил несколько шашек.
Катерного боцмана — недавно прибывшего из учебного отряда молодого матроса Сергея Огурцова — опалили и кислота и огонь, но он, сжав зубы, сбрасывает за борт баллон и шашки.
Дистанция до транспорта между тем сокращается до четырех кабельтовых. Море кругом кипит. Еще десять секунд — и даю команду «Залп!».
Под ногами знакомо вздрогнула палуба — из обоих аппаратов вышли торпеды. Стрелка пущенного мною секундомера едва успела пройти двадцать седьмое деление, как мостик транспорта скрылся за высоким столбом черного, как уголь, дыма, смешанного с серыми клубами пара. Переломившись пополам, пароход пошел в свой последний путь — на дно Баренцева моря.