Океания(Очерк и стихи)

Бальмонт Константин Дмитриевич

Сочетания

Дальний Сириус дрожью объят, колыбелится, тянется свет Это — сказ, это — звук, это — сон, перекатная зыбь перезвона И как ровно горит перед ним, начертанье высоких побед Троезвездный размеренный звон, ослепительный систр Ориона.

Светоч юга

С каждой ночью все направо содвигался Орион, Каждой ночью был к иному звездным пеньем дух взнесен, И в нежданный час однажды, над разбегом корабля, Рассветился знак желанный, чьим огнем жива Земля. Он земным владеет кругом, четырем велит ветрам, В первый миг он нас встречает, в смертный час он светит нам, В разных ликах засвечаясь, был надеждой разных мест, В Южном море он взнесенно воссиял как Южный Крест.

Пять звезд

Я предавался

чувствам в их игре, Я знаю пятеричность увлеченья. Заря в июне светится заре, Река с рекою рада слить теченье. Пять наших чувств есть путь предназначенья. И древний лист, застывший в янтаре, Есть тайный знак высокого ученья, Как быть бессмертным в жизненной поре. Всей ощупью своей он жил на древе, Дышал, светил для близкого листа, Впивал росу, и с ветром был в напеве. Ниспал в смолу. Застыл как красота. Другой нам вещий знак — от Духа к Деве: Пять звезд блестящих Южного Креста.

Южный крест

Пять звезд блестящих Южного Креста Горит над зыбью вторящего гула. Семь звезд полярных, наших льдов мечта, За краем Океана потонуло. Проворный хищник, зоркая акула Плывет, в ее утробе пустота. Ладья Луны полнеба обогнула, И метеоров брызжет суета. Откуда Крест во взвихренной метели Планет и лун и этих вышних льдин? Пять алых капель в крайний час зардели, — Когда в прозренья снов был распят Сын, И, оснежась, они похолодели. И Южный Крест на небе — властелин.

Белый путь

Уходит Солнце с Запада к Востоку, Через двенадцать Солнечных Домов, Верь зримому, хоть мнимому, намеку, Верь золотой и высшей из Основ. Двенадцать звездосолнечных чертогов, Чрез Южный Крест, туда, где Скорпион, Двенадцать озвездившихся порогов, И Арго держит путь на Орион. На Арго реет веером сиянье, — И угольная дышит чернота, Вознесшая высокий знак Страданья, Как Змий под стягом Южного Креста.

Ковчег вечерний

Луна взошла за Океаном И светом нежит нас медвяным. Корабль дрожит над мглой валов, Ковчег вечерний, улей снов. По вскипам зыбкого агата Скользит мерцающее злато, И я лечу, мечтой ночной Пчела-виденье, в Край родной.

Не искушай

Мать матерей, родимая Земля, Отец Земли, лазурный Океан, Покой сознанью синим Небом дан, И нежат мысль зеленые поля. Я был как все. Во мне горел Огонь. Я жил во всем. Касался до всего. Устало сердце. Мир, не мучь его. Я тихо сплю. Не искушай. Не тронь.

Строитель

…Но будет час, и светлый Зодчий,

Раскрыв любовь.

Мое чело рукою отчей

Поднимет вновь,

Ю. Балтрушайтис

1

Атлантида потонула, Тайно спрятала концы. Только рыбы в час разгула Заплывут в ее дворцы. Проплывают изумленно В залах призрачных палат. Рыбий шабаш водят сонно И спешат к себе назад. Лишь светящееся чудо, Рыба черный солнцестрел, От сестер своих оттуда В вышний ринется предел. Это странное созданье Хочет с дна морей донесть Сокровенное преданье, Об атлантах спящих весть. Но как только в зыби внидет, В чуде — чуда больше нет, Чуть верховный мир увидит, Гаснет водный самоцвет. Выплывает диво-рыба, В ней мертвеет бирюза, Тело — странного изгиба, Тусклы мертвые глаза. И когда такое чудо В море выловит рыбак, Он в руке горенье зуда Будет знать как вещий знак. И до смерти будет сказку Малым детям возвещать, Чтобы ведали опаску, Видя красную печать. Детям — смех, ему — обида. Так в сто лет бывает раз. Ибо хочет Атлантида Быть сокрытою от нас.

2

Я долго строил башню Вавилона. Воздвиг ее, как бы маяк морской. Один в ночах, по свиткам небосклона, Прочел строку за светлою строкой. Мне Зодиак явил сплетенье смысла, Что скрыт от спящих, там внизу, людей. Алмазные внеся в таблицы числа, Я магом был, звезда меж звезд, Халдей. Упился тайной, властвуя царями, Народы на народы посылал. И были царства мне в ночах кострами, И выпил я пурпуровый фиал. Когда же царь один хотел быть выше, Нем я, кем все держалися цари, Почаровал с высот я в лунной нише, И царь надменный умер до зари. Другой же, не поняв, что перемена Властей — в уме того, кто звездочет, Возмнил себя скотом, и ел он сено, А я смотрел, как Млечный Путь течет. Но вот, но вот, хоть всех я был сильнее И тайну тайн качал в моих ночах, Не полюбила вещего Халдея Истар земли с вселенною в очах. И, как горит блестящая денница Не солнцу, а себе или луне, Как к белой птице белая льнет птица, Лишь труп ее был чарой предан мне. Под Месяцем, ущербно-наклоненным И заострившим в смертный бой рога, С отчаяньем, с восторгом исступленным, Я внял, что Вечность бьется в берега. Но я-то был бездонный и безбрежный, Лишь Я ночное было мой закон, — И я ласкал тот труп немой и нежный, И, взяв свое, я проклял Вавилон. Я произвел смешение языков, Людей внизу в зверей я превратил, И пала башня в слитном гуле кликов, И падал в вышнем небе дождь светил. Мой Вавилон, с висячими садами, Мой Вавилон, в венце блестящих звезд, Несытый, хоть пресыщенный, страстями, — Ты пал, — река бежит, — но сорван мост.

3

Я красивее проснулся, выйдя снова из могил, По желанью Озириса, там, где свежий дышит Нил. Я в веселые охоты устремил свой юный дух, Мне служили бегемоты, чада творческих Старух. Полюбив, как бога, солнце, жизнь приняв как все — мое, Я метал в вождей враждебных меткострельное копье. И от севера до юга, от морей до жарких стран, Улыбалась мне подруга, изгибая стройный стан. Строя пышные гробницы, так я пляску полюбил, Что и в смерти мне плясуньи говорят о пляске сил. От земного скарабея я узнал, как строить дом, Я от сокола разведал, мне идти каким путем. Я искусству жаркой схватки научился у быка, И в любви ли или в битве жизнь казалась мне легка. И пред тем как снизойду я вместе с милой в верный гроб, Я помчусь за быстрым стадом легконогих антилоп. Так сказал я, — так и сделал. Верен в слове фараон. Сыну солнца светит солнце. Тот, кто любит, счастлив он. Нары мумий служат миру. Смерть — до Жизни свет стремит. В вещей думе спит пустыня. Весть идет от пирамид.

4

Ибис верный улетел к истокам рек, Изменен пожаром мыслей человек, Но повсюду, где он бродит без конца, В самой смерти сын находит лик отца. И смиренный, с умилением припав К черным глыбам, что дают нам зелень трав, Ты услышишь — слышьте, братья, мой завет, — Все услышат весть земли, что смерти нет. Лишь любите, полюбите сказку дня, Полюбите, хоть случайность, хоть меня, В глуби глянув, я вам правду говорю, Ночь всегда ведет румяную зарю. До Египта наши ласточки летят, А весной опять их встретит ждущий взгляд, Наши жизни — это игры в честь творца, Сыну солнца светит солнце без конца.

Каури

Это домчался откуда, Он из столетий каких, Зов-перезвон изумруда, Соснами сложенный стих? Хвоями крытые горы, Папорот-древо внизу, Мхи словно цепкие воры, Гибкую сжали лозу. Справа и слева стремнины, Стройно взлетели из мглы Гор вековых исполины, Каури гордой стволы. Мхи не дерзнут к ним коснуться, Горные сосны — цари, Смолы с них желтые льются, Ладан страны Маори.