Окно с видом на площадь
Шрифт:
— Послушай, Джереми, — сказал он. — Я решил наконец, как наказать тебя. Сядь и прими это, как солдат.
К моему удивлению, Джереми еще раз всхлипнул, проглатывая рыдания, и, поднявшись, с опухшим и залитым слезами лицом, сел на кровати. Брэндан Рейд вынул большой белый носовой платок из нагрудного кармана своего халата и протянул его мальчику. Он подождал, пока Джереми вытрет лицо и высморкается. Затем заговорил с видом судьи, выносящего приговор:
— Из-за того, что ты своевольно нарушил мой запрет и убежал сегодня днем, причинив этим огромное огорчение мисс Кинкейд и беспокойство мне, я решил не разрешить тебе посещение дневного спектакля, на который у меня уже имеются билеты.
Джереми, конечно, знал о готовящемся выходе в театр, но ни разу ничем не проявил своего интереса. А теперь я увидела, как расширились его глаза и задрожали губы.
— Да, сэр, — сказал он, с трудом проглатывая слезы, и я поняла, до какой степени он разочарован.
Дядя холодно пожелал ему спокойной ночи и вышел из комнаты. Ему удалось разделаться с мальчиком, но не со мной! Я выбежала в холл вслед за ним.
— Как вы можете быть таким жестоким?! — воскликнула я, забыв, что меня в этом доме вряд ли считали чем-то большим, чем простая служанка. — Ваше наказание слишком сурово. И оно несправедливо. Ему необходимо это развлечение. И я не позволю, чтобы его лишили выхода в театр.
Он посмотрел на меня нетерпеливо и неприязненно, и холод его серых глаз сразу обескуражил меня. Ясно было, что он недолюбливал назойливых женщин.
— Поступайте, как хотите, — холодно сказал он, — но уведите мальчика обратно в его комнату.
Отвернувшись от меня, он увидел огромный подсвечник и показал мне на него. Его жест был так непосредственен, будто между нами и не было никакой стычки.
— Моя жена забыла здесь свое любимое освещение, — проговорил он, взял в руки огромный, украшенный орнаментом подсвечник и высоко поднял его, невесело улыбаясь. — Нет ничего удивительного, если когда-нибудь, в дни Оттоманской империи, он украшал сераль. С вашего разрешения, мисс Кинкейд, я отнесу его туда, где ему место.
И он понес его к двери комнаты Лесли. Краешком глаза я увидела, что дверь тут же открылась, как если бы Лесли все это время стояла за ней и подсматривала в щелочку.
Меня не интересовали ни подсвечники, ни серали, ни сами Рейды, и я тут же вернулась к Джереми. Он все еще сидел на кровати, а пальцы его сжимали большой белый платок дяди.
— Пойдем, — сказала я и мягко протянула к нему руку.
Он позволил взять себя за ручку, как совсем маленького ребенка и послушно пошел со мной. Я уложила Джереми в постель, подоткнув одеяло. Мне очень хотелось обнять его, утешить ласково и без слов, но я не посмела и только слегка похлопала его по плечу.
— Не беспокойся, — сказала я. — Все утрясется. Сейчас спи и не тревожься о спектакле. Я говорила с твоим дядей, и он уступил. Он отложил наказание, и ты сможешь хорошо провести время в театре.
Я ожидала услышать хотя бы вздох облегчения, но он тихо лежал на подушке, смотря на меня пристально и безразлично, как будто я предлагала ему в подарок ничего не стоящую ерунду. И меня вдруг осенила мысль, что, пожалуй, Брэндан Рейд прав, а я — нет. Джереми хотел, чтобы его наказали, и жаждал, чтобы наказание было действительно серьезным и лишило его какой-нибудь радости. И еще я поняла, что мне надо исправить зло, которое я, вероятно, причинила тем, что упросила его дядю отменить приговор.
Делая вид, что ничего не заметила, я продолжала:
— Я никогда не любила слово «наказание». Конечно, правильно, что, когда мы совершаем плохие поступки, мы должны расплачиваться за них. Это касается и взрослых, и детей. Поэтому я собираюсь выбрать для тебя наказание. Ты просил дать тебе поиграть с каруселью моего брата. Но теперь, после всего я не позволю тебе трогать ее. И это решение окончательно.
Еще мгновение он пристально смотрел на меня. Затем медленно закрыл глаза, будто был уже не в силах бодрствовать.
Я поняла, что он принял мое решение и не возражал против него. Он был всего-навсего маленьким мальчиком и очень хотел быть участником игры.
Я стояла, наблюдая, как он быстро и спокойно засыпал, и не понимала, как могла хоть на мгновение испытывать страх перед Джереми Рейдом.
Глава 9
Следующие дни прошли на удивление спокойно. Как я и предполагала, Джереми полностью истратил свою энергию, и это пошло ему только на пользу. Внешне его поведение, отношение ко всему оставалось таким же, как и раньше, но внутреннее напряжение стало намного меньше. И в результате я почувствовала себя слегка увереннее. Если бы мой наниматель удосужился понаблюдать за Джереми, ему пришлось бы признать, что скорее всего я была права.
Однажды утром в декабре, когда мисс Гарт и я завтракали с детьми в детской, Седина заговорила о рождественском празднике и о том, что она хотела бы подарить своей матери и дяде Брэндану. Она болтала с обычной оживленностью, а я вдруг заметила что-то похожее на размышление в глазах Джереми, смотревшего на сестру.
— А что ты собираешься подарить своему дяде? — спросила я мальчика.
Селина, быстрая, как колибри, ответила прежде, чем он смог подумать и найти слова:
— В прошлом году он никому ничего не дарил! — громко затараторила она. — Он вел себя, как очень эгоистичный мальчик.
Джереми тут же спрятался в скорлупу безразличия, из которой его уже было невозможно выманить. Мне захотелось отшлепать Селину за то, что она погасила тот взгляд, который я увидела у него.
Однако после завтрака, когда я отправилась в классную комнату, чтобы начать свою работу — в то время я шила несколько фартучков для Селины, — Джереми последовал за мной с задумчивым выражением на лице. Я не стала его расспрашивать и не обращала внимания на то, что он бродит по комнате, рассматривая находящиеся там вещи, как он любил делать. Он задержался у корзиночки с рассортированными материалами для отделки платьев, которую я держала на полке, и, поискав немного, вынул маленькую коробочку с трубчатым бисером стального цвета и протянул мне.
— Что вы делаете с ними? — спросил он.
Я рассказала, что этот бисер употребляют для вышивания узоров на женских платьях.
Он выкатил несколько сверкающих бисеринок на стол и некоторое время молча изучал их. Он двигал их по столу туда-сюда, как будто пробуя выложить из них узор. Я спокойно выжидала, пока он сам расскажет мне о задуманном.
— А у вас есть проволока? — спросил он наконец. Я покачала головой.
— Я могу дать тебе немного крепких ниток, но проволоки у меня нет.