Око Силы. Трилогия. 1937 -1938 годы
Шрифт:
Ахилло подошел ближе. Поверх каменного саркофага была положена тяжелая серая плита, слегка сдвинутая в сторону. Луч фонаря ушел в щель. Михаил невольно вздрогнул – из тьмы улыбался желтый, треснувший от времени череп. Рядом лежал еще один, за ним еще и еще...
Гонжабов мельком взглянул на мертвые кости и вновь, как это уже случалось не раз, слегка пожал плечами.
– Ну чего? – Ерофеев щелкнул зажигалкой, прикуривая. – Состав преступления налицо. Пиши протокол, капитан: в пещере горы Чердаш найдены неопознанные останки неустановленного числа советских граждан...
Тон майора соответствовал словам, но Михаил видел, что Ерофееву не по себе. Самому же ему стало интересно.
– Я читал об этом. Погребения в каменных ящиках! Кажется, что-то такое нашли на Чатыр-Даге...
– Пещера Тысячеголовая, – вздохнул майор. – Знаю, я ведь, мать его, археолог! Эти, из академии, нам коньяк поставить должны... Там – проход, заметил?
Михаил кивнул.
– Думаю, пастух этот, Валилов, сюда и заглянул, – продолжал Ерофеев. – Может золото искал... А ты чего скажешь, Гонжабов? Ты же, вражина, у нас эксперт!
Бхот обвел взглядом пещеру, провел рукой по воздуху:
– Это место было заклято. Очень давно. Сейчас здесь спокойно, эти мертвые мертвы навсегда.
– Слыхал? – майор подмигнул Михаилу. – Эх, попы мне эти, монахи... А чего там?
Он кивнул в сторону прохода. Бхот усмехнулся:
– Смерть!..
– Ах ты, ядрить твою! – взъярился Ерофеев. – Ты чего, по-человечески сказать не можешь? Засунуть бы тебя в Бутырки, на год-другой...
Гонжабов даже не повернул головы. Ерофеев, не скрывая опаски, поглядел в сторону темного входа:
– Ладно, не обижайся! Раз тебя сюда послали, скажи, что делать надо?
Вновь усмешка на смуглом лице:
– Хочешь обмануть смерть? Хорошо, я сам поведу вас. Когда-то меня прозвали «Нарак-цэмпо». Может, повезет...
Ахилло, вспомнив страшную физиономию бронзового демона, прикинул, что сам бы он ни за что не захотел иметь подобное прозвище, даже в качестве агентурной клички.
– Веди! – решил майор. – Только, Гонжабов, чтоб ясно было: ежели чего, первая пуля – тебе. И не мечтай, не испаришься!
Рюкзаки и палатку оставили в пещере, спрятав за стенкой каменного ящика. Зато оружие держали наготове. Майор хотел было всучить бхоту наган, но тот молча покачал головой. Ерофеев плюнул и не стал настаивать.
Гонжабов шел первым, Ахилло вторым, Ерофеев с карабином наизготовку – замыкающим. Фонари не включали. Гонжабов вскользь заметил, что свет ему ни к чему.
...Вокруг сомкнулась угольная чернота, под ногами шуршали мелкие камешки, и только звук шагов нарушал тяжелую липкую тишину. То и дело приходилось наклонять голову – потолок был низок, да и в ширину проход едва мог пропустить двоих. Приходилось то подниматься, то вновь спускаться, сухая каменная пыль лезла в горло...
– Стой! – не выдержал майор. – Перекур!
Курили осторожно, прикрывая огонек папиросы ладонями.
– Слышь, Гонжабов, – вздохнул Ерофеев, – не молчи! Чего там дальше?
– Поворот, – послышался тихий бесстрастный голос. – Если тебе страшно, включи фонарь, здесь никого нет.
– А иди ты! – обиделся Ерофеев. – Не страшно мне! А со светом лучше не баловать...
Бхот не ошибся. Поворот оказался совсем рядом – всего в двадцати шагах. Здесь проход расширился, стали попадаться редкие световые окна – точнее, маленькие окошки, через которые просачивался бледный сумрак. Настроение сразу улучшилось, но Гонжабов явно не разделял такого оптимизма. Несколько раз он останавливался, прислушиваясь, и наконец повернулся к майору:
– Здесь опаснее, чем я думал. Вернуться не поздно. Решай!
Тот негромко чертыхнулся:
– Навязался на мою голову! Слышь, капитан, а может, и вправду, не стоит всем рисковать? Останься тут, подождешь...
Ахилло хотел ответить, как должно, но бхот опередил:
– Нельзя. Те, что встретят нас, догонят и его. Идти надо вместе.
– Да кто встретит-то? – выдохнул Ерофеев. – Ну, Гонжабов, будь человеком хоть один раз, не темни!
– Не знаю. Пока не знаю...
Проход становился все шире, теперь можно было идти плечом к плечу. Световые окна попадались часто, но свет казался странным – не белым, дневным, а каким-то желтоватым, словно электрическим. Прошли еще с полкилометра. Наконец перед очередной темной галереей бхот остановился:
– Закройте глаза. Что бы ни случилось – не открывайте их и ничего не говорите. Ты, майор, возьмись за мое плечо...
Ерофеев кивнул, очевидно, сообразив, что вопросы можно оставить на потом. Михаилу на мгновение стало не по себе, но он постарался собраться с силами и даже найти в происходящем смешную сторону. Все это несколько напоминало гоголевскую историю с незабвенным Вием, очная ставка с которым весьма нежелательна. Подумалось, что тибетец решил слегка поиздеваться над своими конвоирами. И действительно, что мог почуять странный «эксперт»? Может, проход полон газом, вредным для глаз?
...Сначала он услыхал шорох, легкий, шедший откуда-то сбоку. Что-то невесомое коснулось плеча, щеки... Шорох усилился, Михаилу показалось, что он слышит где-то рядом тяжелое, прерывистое дыхание...
Сердце бешено билось, хотелось закричать, выхватить револьвер и, главное, открыть глаза. Шорох не отставал. Кто-то был совсем рядом, касаясь лица, плеч, спины. От каждого прикосновения по коже пробегали мурашки, кровь стыла, и вдруг послышался негромкий женский голос. В нем была грусть, неизбывная безнадежная тоска и, одновременно, странное ожидание. Тот, кто был рядом и дышал в лицо, ждал – не того ли, что Михаил откликнется... откроет глаза?
Ахилло закусил губу и поднял руку ко лбу – перекреститься. Он не верил в Творца, движение вышло инстинктивным – далекой памятью, доставшейся от верующих предков. Но перекреститься не пришлось: что-то ударило по руке, послышалось злобное шипение, возле самых глаз щелкнула кость, словно сомкнулись невидимые челюсти... Рядом шумно дышал Ерофеев, и Ахилло мельком подумал, каково сейчас общительному майору. Уж его бы воля, он покрыл бы неведомую нечисть по всем правилам, в три этажа да по полному ранжиру...