Око Силы. Трилогия. 1937 -1938 годы
Шрифт:
– ...Да-с, увы, – продолжал юркий. – Видите ли, Виктория Николаевна, у нас тут строгий порядок. Тот, за кого вы просите, уже переправлен на ту сторону с полным соблюдением формальностей. Вот, извольте видеть...
Папка исчезла. В руках Ермия появилась огромная книга, тоже черная. Зашелестели страницы.
– Вот-с, Орловский Юрий Петрович... Так что, увы, помочь ничем не можем. Остается лишь посочувствовать и проводить вас обратно.
Ника не ответила. Отказ почему-то не испугал, она ожидала чего-то подобного. Наступило молчание, Ермий полистал
– Вы нам не верите, Виктория Николаевна? Наверное, начитались разных сказок, притч. Какой-то певец упросил Владыку отпустить его даму. Читывал, читывал... Но ведь вся соль в чем? В том, Виктория Николаевна, что из данной затеи, увы, ничего не вышло. К тому же, это даже не миф, а его поэтическая обработка. Что взять с поэта? Так что, не обессудьте, дело ваше решено, сейчас подадим транспорт...
Ермий привстал, словно собираясь позвать невидимого шофера. Ника не двинулась с места. Юркий удивленно взглянул на нее, спрятал книгу, что-то зашептал на ухо широкоплечему. Тот кивнул.
– Мы понимаем, вы очень надеялись, – Ермий развел руками. – Ну что вам сказать? Вас, увы, обманули. Более того! Тот, кто послал вас сюда, поступил жестоко. Дело в том, что ваш собственный срок и так скоро. Вот, извольте видеть...
В руках Ермия вновь появилась черная книга.
– Не смей! Люди не должны знать такое! – рука черноволосой легла на раскрытый том. Ермий замер.
– Конечно, конечно! – книга вновь исчезла. – Уточнять не буду, но, поверьте, этот срок близок...
Ника поверила. С чем бы она ни вернулась, Иванов не ее выпустит. Холод подступил к самому сердцу. Что же – конец?
– Так вот, – юркий улыбнулся, – еще не случившееся изменить легче. В порядке небольшой компенсации, Виктория Николаевна... Вы сейчас вернетесь обратно, а мы слегка... Скажем, передвинем этот срок. Лет на десять... Да чего там, на целых сорок! Владыка согласен.
Ника взглянула на широкоплечего. Тот вновь кивнул. Итак, ей предлагают жизнь. Сорок лет... У нее есть шанс пережить Сталина, Ежова, всю эту банду. Она сможет увидеть Россию свободной, глотнуть вольного воздуха. Впрочем, зачем заглядывать столь далеко? Она просто выживет, вырвется из черного подземелья, увидит солнце...
Но Ника тут же опомнилась. От нее хотят откупиться столь просто? Сорок лет – без Орфея? Зачем?
Она оглянулась. Паром уже возвращался. Похоже, им никто не управлял, он шел сам, поднимая легкую рябь по гладкой недвижной воде. Те, кого переправил паром, уже строились на другом берегу, готовясь идти дальше...
– Ну, Виктория Николаевна, будьте благоразумны! – в голосе Ермия прозвучало легкое раздражение. – Это максимум, поймите, максимум того, что мы можем! Вы, кажется, уже поняли, что с того берега вернуться нельзя. Вас послали наобум, надеясь уж не знаю на что!..
Это тоже походило на правду, но Ника по-прежнему молчала. Что с ней сделают? Отправят назад силой? Значит, Варфоломей Кириллович ошибся? Перед глазами встало спокойное лицо старого священника. Нет, он не зря предупреждал!
Прошла
– Ну... Если вы столь упорны, Виктория Николаевна, мы могли бы постараться, как бы это сказать... Несколько улучшить положение не только ваше, но и ваших друзей. Многое, конечно, не можем, но в пределах несколько лет...
Ника отвела взгляд, стараясь, чтобы Владыка не увидел ее лица. Ей снова предлагали подачку, но на этот раз речь шла о тех, кто оставался там: о Терапевте, о Флавии... Терапевт болен, врачи считают положение серьезным, Флавий смертельно рискует – каждый день, каждый час. И есть еще Сергей Пустельга – искалеченный, обреченный. Искушение было невыносимым, но Ника все же опомнилась. Перед глазами встало холодное, бесстрастное лицо Флавия. «Я вам верю...» Все они надеялись, что она поможет Орфею. Ведь это нужно не только ей! От того, что она сможет узнать, зависят другие жизни. Что сказал бы Терапевт, если б ему предложили еще пару лет существования в обмен на отказ от борьбы? О Флавии не хотелось и думать. Ника представила себе презрительную усмешку этого железного человека... Даже Пустельга думал не о пощаде, а о мести.
Ника смотрела в огонь. Лиловые языки пламени подрагивали, и она вновь ощутила странный холод, идущий от костра...
– Вы же видите, она не согласится, – негромко проговорила черноволосая. – Она не уйдет без него.
– Хорошо...
Голос прозвучал неожиданно – низкий, густой. Ника поняла – Владыка! Сердце радостно дрогнуло, но тут же вспомнилось: «Быть тому...» Этого она еще не услышала.
– Ну если так... – Ермий вздохнул. – Тогда начинаются сложности, но что поделаешь...
В его руках опять оказалась папка. Пальцы ловко извлекли густо исписанный лист.
– Вот, извольте видеть... Согласно этому документу мы можем отпустить вышепоименованного Юрия Петровича Орловского. Все уже заполнено, не требуется даже подписи. Ну, понятно, вместо него должен остаться кто-то другой – порядок есть порядок...
Этого Ника ждала с первой минуты. Жизнь за жизнь... Что ж, она готова, иного выхода, кажется, нет. В этом туманном краю нелепо ждать милосердия.
– Конечно, речь не идет персонально о вас, глубокоуважаемая Виктория Николаевна, но выбор весьма невелик. Конечно, практика, так сказать, заложничества несколько антигуманна, но мы и так идем на серьезное нарушение. Так что решайте...
Ника закрыла глаза, собираясь с силами. Сейчас надо сказать «Да». Только в эту минуту она поняла, насколько это страшно.
– Убери свои бумаги, Ермий!
Голос был мужской, но говорил не Владыка. Ника удивленно оглянулась. Возле костра появился еще кто-то. Странно, она и не заметила, когда он успел подойти – высокий, жилистый, русоволосый, с небольшой бородкой, в которой уже пробивалась седина. На незнакомце был пурпурный плащ, заколотый золотой фибулой. Яркие цвета странно смотрелись тут, в царстве серого и черного.