Она уходит по-английски
Шрифт:
– Хорошо, пойдем, я провожу, - сказала мама.
Мы подошли к храму.
– Дальше я сам. Подожди тут, пожалуйста.
– Хорошо, только не долго, сынок. Ты еще слаб.
– Я быстро, мам.
Храм был маленький снаружи, но внутри он мне казался огромным. Игра света, что ли.
– Шапку снимите, молодой человек.
– Что?
– В храме нельзя в головном уборе мужчинам.
– А.
Я снял шапку и запихнул ее в карман.
– Извините, а можно позвать отца Михаила?
Женщина уставилась на меня удивленно, сняла очки
– Молодой человек, а отец Михаил уже почти месяц лежит в коме в нейрохирургическом отделении после аварии.
– Как так?! Он же ко мне приходил все эти дни. Я разговаривали с ним.
– Вы что-то путаете. Быть такого не может. Если не верите мне, можете сходить в главный корпус и навестить его. Вряд ли он смог даже глаза открыть.
– Странно. Он в каком отделении? Один там?
– Вторая машина тоже сильно пострадала. Я не знаю, кто он. С усищами какой-то мужчина, а наш батюшка с бородой. Не перепутаете. Вот и лежат там вдвоем, а мы молимся за обоих.
– С усищами... Спасибо. До свидания.
– До свидания. Приходите.
Уже уходя, я увидел цепочку с серебряным крестиком.
– А сколько стоит?
Она посмотрела на меня и ответила:
– У меня сын был вот такой же, как вы. Берите так, в память о нем и о батюшке. Я сама деньги внесу за вас на храм, а вы носите и поправляйтесь.
– Спасибо.
Я взял цепочку, подержал на весу и надел на себя.
Машина катила по Садовому кольцу. Брат с кем-то активно что-то обсуждал по телефону. Мама с отцом ссорились по пустякам, как всегда, на заднем сидении, а я,,молча, сидел спереди.
Хотелось смотреть на мир. На людей, видеть много людей. Молодых и старых. Но люди были хмурыми и подавленными. Каждый второй был в наушниках. Я не понимал, почему они не улыбаются в этот момент. Момент прихода первого тепла после такой суровой зимы. Даже мне после всего хотелось улыбаться. Петь, танцевать, если бы мог.
В этот момент пришло сообщение на телефон от жены:
"Максим, поздравляю тебя с выпиской. Желаю тебе только здоровья. Приехать не могу. Извини. Вещи твои я передала твоей маме. Рубашки, свитера, брюки. Остальное выкинула. Ноутбук я тебе тоже оставляю. Он тебе нужней будет. У меня рабочий есть. Позвоню позже".
– Уже нет никаких там "люблю", - с иронией подумал я.
– А может быть, и не было никогда.
– Мам, а Катя, приносила одежду мою?
– Как же, приносила. Под дверь поставила пакеты, в звонок позвонила.
– Даже так? Не поговорила?
– Я бы ее и не застала, если бы в этот момент не мыла полы в коридоре. Слышу, дверь лифта открылась. Там голоса. Один женский, другой мужской. Мужик все торопил и торопил. Потом слышу, чем-то зашуршали около двери, и звонок в дверь. Я сразу открыла дверь и увидела уже в закрывающемся лифте твою ненаглядную, с мужиком каким-то в обнимку.
– Она тебя видела?
– Она нет, а мужик ко мне лицом стоял. Видел. Он ее сразу сильней прижал к себе. Надменно так. Я не хотела тебе говорить, сынок, но раз уж ты сам спросил.
– А в чем она была одета?
– В бежевом плаще, кажется.
– Мой любимый....
Когда я переступил порог квартиры, то чуть не расплакался. Десятки знакомых еще с детства запахов жареных котлет, картошки, сладких маминых духов, древесины, линолеума наполнили мой нос, опять всколыхнув сотни ассоциаций и воспоминаний. Комната моя была практически пустой.
– Первое время на полу поспишь, пока не купим тебе кровать.
– Хорошо, мам. Так даже лучше для швов.
– Скоро будем обедать.
– Хорошо, мам.
Следующие несколько дней мы разбирали пакеты и сумки. Стиральная машина работала без отдыха. Я чистил жесткий диск на ноутбуке. Сотни мегабайт совместных фотографий и видео с отпусков, праздников, вечеринок были подвержены удалению. Безвозвратно. Без всяких резервных копий.
Для меня они были навсегда потеряны. Я решил, что либо полностью стирать, хотя бы внешние признаки существования Кати в моей жизни, либо тогда попытаться еще отмотать пленку назад. Решил, что лучше удалять. Это как приходить на место совершенного преступления в надежде, что сможешь его предотвратить.
В одну из суббот я сидел и смотрел, как крутится барабан в стиральной машине. Мама варила борщ. Скоро должны были приехать брат с семейством. Бабушка звонила и сказала, что лекарства заглушили боль, можно даже планировать посадку картофеля на огороде. Отец лежал в зале и смотрел телевизор. Впервые с момента начала моей болезни мама была такой спокойной.
Жизнь развернулась на пятачке. Все встало на свои места. Я даже осознал радость от того, что больше не связан брачными узами. Что больше не нужно чего-то кому-то доказывать, слушать упреки, терпеть скандалы, флирт.
Я понял, что такое вновь обрести статус холостяка. Впереди предстояло получить инвалидность, пенсию оформить, научится жить по-новому в изменившихся условиях. Главное, что теперь рядом те, кто не бросят, не предадут. Не будут говорить, что у них нет времени, нет настроения, нет возможностей, не будут искать оправданий, не будут откладывать на потом. Любые трудности можно преодолеть вместе с близкими тебе людьми, даже если кажется, что ты один.
– Максим, ты так и собираешься спать на полу? Давай мы денег снимем с книжки и купим тебе кровать?
– Да зачем, мам. Мне пока и на полу удобно спать. Деньги, что ли, лишние?
– Ну, как скажешь. Живешь, как босяк. Лампочка висит. Даже шкафа нет. Пора, Максим, новую жизнь начинать.
– Подумаю, мам. Не сейчас пока.
Свой день рождения я отметил в скромном семейном кругу. Сделал глоток шампанского, съел кусок семги жареной в духовке и все. Я не хотел никого приглашать и не хотел никого особо видеть. Те немногочисленные друзья и знакомые, что еще помнили о моем существовании, отметились парой сообщений в социальной сети. Степан последние дни крепко пил и, видимо, вообще забыл о моем дне рождения.