Она уходит по-английски
Шрифт:
– Блин... Тебя как вообще зовут?
– Даша.
– Меня - Максим. И давно тут лежишь?
– Семь месяцев.
– Семь месяцев?! Ого! Как же ты тут терпишь? С ума сойти.
– А что прикажешь делать? Помирать не хочется. Семью хочу, детей, учиться, работать. Вот только можно и не дождаться донора. Пока я тут, уже трое не дождались. Так что ты еще радуйся, что сделали, что ходишь вон.
– А чего радоваться? Все равно это не жизнь. Таблетки, стимулятор, все болит, работать нельзя. Кому я теперь нужен такой?
–
Тут поднялся сильный ветер, и на весь сквер раздался колокольный звон из храма. У меня аж поджилки затряслись.
– Да, ты права. Наверное, оно все так, просто я не привык еще, Даш.
– В твоей ситуации каждый второй плачет, мол, за что мне это? Что я сделал? Не понимая, что раз тебе дали шанс, то, значит, ты еще ничего не сделал, но можешь.
– Глубоко мыслишь. Я в твоем возрасте не об этом думал.
– Да это я просто много читаю духовных книг. Вот и рассуждаю сама с собою. Больше не с кем. От себя стараюсь ничего не говорить. Что запомнила, то и говорю. Просто повторюсь, что испытываю дефицит общения по данному вопросу. Пожилых женщин в палатах больше волнуют сериалы и сплетни, а не душа, которую перед смертью не мешало бы отмыть слезами покаяния.
– Да уж... Понимаю. Я вот читал тут книжку отца Михаила, что лежит сейчас в реанимации, и мало что понял. Хочешь, на, бери. Потом отдашь.
– Хорошо, Максим. Почитаю. Спасибо. Приятно было познакомиться.
– Не сердишься?
– Нет. Чего мне сердится.
– Может, тебя проводить?
– Нет, я еще посижу. Может, последний раз выпустили на улицу.
– Хорошо.
А у самого комок к горлу подкатил.
– Ладно, пойду. Спасибо тебе.
– Давай. Не за что.
В палате я почитал немного "Почтальон всегда звонит дважды" Кейна, которую взял из дома, потом легко пообедал, потом легко поужинал. В семь вечера позвонила мама узнать, как я, и сообщила в довесок новость, что моя бывшая теща и тесть разбились на машине, но неизвестно, остались ли живыми. Мол, люди говорят, авария страшная была. "Печально", - ответил я спокойно.
Почистив зубы, я решил проветрить палату перед сном, открыв окошко. Сам же облачился в куртку, чтобы не простудиться. Сел на подоконник и стал разглядывать уходящих домой врачей.
Тут я заметил, как к нашему корпусу из реанимации идет знакомая девушка с какими-то папками под мышкой. Пригляделся. Точно Таня.
– Привет, Тань, - крикнул я.
Медсестра остановилась и закинула голову кверху.
– А, Максим, здравствуйте. Вы тут чего опять?
– На биопсию приехал. Завтра будут делать.
– А, понятно, а я вот бумаги несу в архив сдавать.
– У вас после этого есть полчаса?
– Ну, думаю, полчаса смогу выделить. Я сегодня с Ниной дежурю. Могу задержаться немного, а что?
– Таня, как будете возвращаться назад, крикните мне в окошко, я спущусь.
– Хорошо, Максим, крикну.
Прошло минут пятнадцать, и снизу донесся голос Тани. Я взял ключи на посту, привел в движении лифт и спустился на первый этаж. Взял у теперь уже знакомого охранника Коли две кружки, заварил чаю и вышел с ними на улицу встречать Таню, под мышкой держа коробку конфет, которая изначально предполагалась для медсестер нашего отделения.
– Господи, это что такое?!
– спросила Таня.
– Это вечернее чаепитие, - улыбнувшись, ответил я.
– Не свидание?
– тоже с улыбкой спросила она.
– Нет, что ты. Какое свидание. Разве я похож сейчас на парня, пытающегося охмурить красивую медсестру?
Она посмотрела на меня пристально и с улыбкой ответила:
– Нет, нисколечко.
– Вот и хорошо. Пойдем, сядем вон на ту скамеечку.
Она взяла у меня две кружки, и мы подошли к скамейке. Я немного стряхнул пыль рукой и предложил ей сесть. Мы сели. Даши нигде было не видно. Наверное, уже вернулась в палату.
– Давай сначала я открою конфеты. Нужно же как-то отметить мою выписку и нашу встречу.
Сделав по глотку чаю, я спросил:
– Ну, как у тебя дела? Как твоя жизнь с молодым человеком?
– Все хорошо, живем. Пьет он сейчас правда сильно.
– Плохо.... А бабушка как?
– Бабушка хорошо. Она у меня крепкая старушка.
Мы сделали еще по глотку чаю.
– Ты-то сам как, Максим?
– Как видишь. Неплохо. Поставили кардиостимулятор. Вот завтра биопсия. На развод еще подал.
– Печально. Но все равно ты не должен сейчас об этом думать. Главное -это здоровье. Все остальное приложится.
– Скажи, а вот ты за что любишь своего гражданского мужа? Вот он не работает, пьет, небось, и бить пытался, а ты его не бросаешь, любишь. Вот скажи: за что? Не понимаю я вас, женщин.
– Ну, Максим, как тут скажешь в двух словах. Женщина просто любит и все. Тут нет объяснений. Просто люблю такого, какой он есть. Здесь все намешано. Жалость, страсть, нежность, страх, сила мужская. Он ведь не всегда таким был, и я уверена, что все будет хорошо. Найдет работу. Поженимся, дети будут.
Я вздохнул.
– Все равно не понимаю. Вот я работал, работал, не пил, не бил, не гулял, а меня не любили. Как так?
– Значит, не твоя это женщина, Максим, вот и все. Не твоя. Найдешь еще свою женщину, которая сама за тобой будет бегать и в глаза твои смотреть. Говорят, что лучше, когда тебя любят, а не ты. Так проще жить. Вот я люблю своего кобеля и страдаю.
Я посмотрел в глаза Тани. Они были прекрасны в сумерках этого вечера. Какая все-таки глубина. И в этой глубине отражался поникший человек, больше не верящий в любовь.