Оп Олооп

Филлой Хуан

И несмотря на то, что она лежала, растянувшись на кровати, в своей опочивальне, а он пребывал в беспамятстве на лавке в ботаническом саду, какая-то неведомая сила проникала в их ткани, наполняя их жизненной силой, заставляя кровь приливать к губам и придавая блеск щекам.

Подобно тому, как переливание крови вдыхает новую жизнь в истощенный организм, пробуждая в нем бьющий ключом источник энергии и надежды, глубоководные реки любви заливают пустынные земли души, заставляя ее обновляться.

Любовь, как и кровь, представляет собой постоянный биологический фактор. У каждого из нас своя группа любви, обеспечивающая совместимость с людьми с аналогичной группой и некоторыми людьми с другой группой, в соответствии со строгими психологическими постулатами. Переливание любви происходит примерно так же, как переливание крови. По аналогии с четырьмя группами крови человека, существует четыре эротические группы любви. Давайте условно обозначим их как А, В, С и D. Любовник группы А всегда принадлежит к группе А, то же самое и с типами С и D. Любопытно, что проблема переливания любви толком до сих пор не изучена. Хотя с точки зрения социума и евгеники это было бы полезно. Чтобы, когда простая симпатия грозит перерасти в настоящую любовь, влюбленные могли бы обратиться к специализированному психиатру, любвеконсультанту, дабы он подтвердил правильность выбора, основываясь на характере либидо пациентов. Есть души непохожие друг на друга, но наловчившиеся маскировать эту непохожесть. Есть типы темперамента, которые цементируют или, напротив, растворяют в себе чужие чувства. Идеальное сочетание в любви требует тщательного анализа, которым влюбленные, как правило, пренебрегают. Переливание крови невозможно без чуда взаимного принятия одной крови другою. Так почему бы нам не упорядочить и переливания духа? Группу А, составленную «универсальными берущими», следует определить как «эгоистичную группу». Люди такого типа могут принимать любовь от кого угодно, но отдавать ее способны только таким же, как они. Так, гетеры, например, любят лишь сутенеров и разбойников… На противоположном конце находятся любовники группы D, «альтруисты» или «универсальные дающие», чья любовь распространяется на весь мир, при этом сами они способны получать ее только от представителей своей же группы. Пример таких людей — Иисус и Дон Кихот, чья любовь напитала все человечество и осталась непорочной в свете незначительности Марии Магдалины и крестьянской грубости Дульсинеи… Группы В и С могут получать любовь от групп В, С и D. В них входят стандартные любовники, которых связывают друг с другом соображения выгоды и обычные страсти. Иногда, став объектом альтруистичной любви, они помпезно преображаются на киноэкране жизни. Пример тому Жорж Санд, облагодетельствованная гением Шопена…

Франциска и Оп Олооп были душами-близнецами типа D. И ему, и ей была свойственна щедрость, но щедрость скрытая. Она, выросшая без матери, открыв для себя значение нежности, сама отказалась от нее. В неблагоприятной среде богатому чувству, унаследованному от покойной, просто негде было раскрыться. Он, прошедший сквозь дымное горнило одиночества, бился над общими проблемами с усердием человека гуманного и методичного, мудрого и склонного к математике. Он был полон нежности и знал, как не показывать этого. Большое и щедрое сердце всегда соседствует с эгоизмом, шепчущим не тратить себя на проявления чувств, чтобы иметь возможность насладиться ими во всей полноте, когда приходит решающий момент.

Для них этот момент настал.

Дружба, суть доверие, превратилась в любовь, суть веру. Взаимная страсть, обеспеченная активами иллюзий, принесла дивиденды предвкушения. Взаимное проникновение укрепило чувственную связь. Не хватало лишь физического слияния, чтобы избавиться от собственных угрызений совести и чужих предрассудков. И слияние это произошло, как это происходит всегда, когда мысли и чувства одного человека проникают в другого, чтобы вместе разогреть сосуды, довести до кипения токсины и получить в осадке эфирные масла духа.

Теряя обычное сознание из-за shock или травмы, человек обретает сознание гипнотического транса. В случае Франциски и Опа Олоопа произошло именно так. Измученная, истерзанная плоть кричит, взывая о помощи и защите. Человек может упасть в обморок и не осознавать происходящего, но инстинктивное чувство рода никогда не выключается. Его механизмы неуязвимы. Флюидный мозг в таких обстоятельствах отдает и получает указания и предложения, направляемые ему сознанием. И близкие друг другу разумы понимают друг друга. Позабыв о внешних стимулах, души вверяют себя паранормальным пространствам, не оставляющим воспоминаний.

«Современная наука все больше работает с невидимыми вещами» — так утверждал сэр Оливер Лодж. И качества, присущие животной составляющей человека, становятся все более очевидными. Да, нас еще сдерживает короста теологии, политики и разума… Ведь все то, что было очевидно для животного, искажено и переврано людьми. Но, возможно, уже скоро мы вернем себе забытую способность к ясновидению, умению передавать и принимать мысли и обретем то, что необходимо, чтобы продолжить жизнь после смерти и порвать связь между миром мысли и миром материального. Тайны загробного мира перестанут беспокоить нас. Сверхъестественное станет «абсолютно естественным». Наш разум разносит в пыль кирпичи атавизма. Интуиция, пронзающая самую толстую броню тайны, уже различает что-то за ее завесой. Видит символы и аллегории. Mediums роются в трансцендентальном и обнаруживают четкие знаки на кляксах эктоплазмы. Шарль Рише копает, Уильям Крукс экспериментирует. Мы переходим от смутных предчувствий к четкой ясности. Видим все больше и больше бесспорных признаков приближающихся открытий. И тот антипод Христофора Колумба, что, отчалив от нашего континента в реальном мире, завоюет для нас новый, потусторонний, станет величайшим первооткрывателем на многие века. Его корабли уже плывут. Свет, электричество, магнетизм, гравитация, еще вчера недоступные этому миру, сдаются интеллекту. Четыре неизвестные философии вот-вот явят себя духу. Раздувающиеся ноздри предчувствуют радость победы. Где-то за пределами великой пустоты с летящими в ней шарами, за пределами пустоты, облеченной в плоть, бьется сердце, бьется сердце! Чье это сердце, человека или мира? Наука, все больше работающая с невидимыми вещами, расскажет нам об этом… Быть может, это два сердца, что бьются в одном ритме, задаваемом космическими силами.

21.00

Вечернее небо заволокло тучами. Пробило девять. Ветер, игравший кронами деревьев, как пышными юбками, утих, словно утянутый пояском. И лишь отдельные порывы его срывали осеннюю листву.

Оп Олооп был тенью.

Его обнаружил ночной сторож, совершавший обход. Он сразу обратил внимание на ровное дыхание, приличный внешний вид и неудобную позу. Привычный выгонять из сада пьяных и бездомных и спугивать неудачливых самоубийц, он застыл в нерешительности. Никак не мог выбрать, как же поступить. Он кашлянул. Затем еще раз. Никакого эффекта! Потерпев неудачу в попытках разбудить незнакомца, он повел себя как добрый самаритянин. Надел на Опа Олоопа шляпу, сложил вместе его ноги, поднял свисавшую руку. И, слегка постукивая его по согнутой спине, спросил:

— Сеньор, с вами все в порядке?

Ответа не было.

Голос и постукивания сторожа окрепли:

— Сеньор, с вами все в порядке?

Статистик попытался привстать, но рухнул обратно.

Сторож, должно быть, почувствовал что-то неладное и не решился еще раз побеспокоить его. Он отошел на несколько шагов.

Оп Олооп пребывал в плену забвения. Его разум не реагировал на внешние раздражители. Его занимало нечто, происходившее внутри. Чудо интимной близости все еще владело его естеством. Но, вновь погрузившись в него, он почувствовал горькое и яростное отвращение, словно наслаждение превратилось в камень.

Его пробуждение почувствовала и Франциска. Появление сторожа обеспокоило ее. (Образы испугались.) Покашливание превратилось в ураганный ветер. (Счастье погасло.) Похлопывания по спине стали оглушительным грохотом. (Все очарование истаяло.) Ею овладело непонятное беспокойство. И в тот самый момент, когда Оп Олооп попытался встать, сон развалился, заставив ее застонать.

Гувернантка, следившая за ее беспамятством, тут же оказалась рядом. Увидев, что девушка лежит с закрытыми глазами, она решила, что ничего страшного не происходит. Но вскоре все изменилось. Франциска корчилась в отчаянии и, словно требуя продолжения разговора, без конца звала идеального собеседника:

— Вернись! Вернись! ВЕРНИСЬ!

Консул покачал своей обритой наголо головой:

— Боюсь, Кинтин, придется отвезти ее в лечебницу. И чем скорее, тем лучше…

Отличить реальность от воображения бывает нелегко, особенно когда речь идет о людях одержимых. Воздух их грез настолько реален, что другой кажется им непригодным для дыхания. Их внутренний мир приспосабливается к желаниям, их призраки становятся ключом к пространству, скроенному по их же мерке. Поэтому одержимые и не хотят просыпаться: воздух нашего мира удушает их, жестокая окружающая реальность вызывает протест.