Опасная охота
Шрифт:
— Фигуру испортить не боишься? — перед тем как уйти, спрашиваю девушку, показываю на ее бутерброд, который своими размерами запросто может тягаться с подошвой ботинка сорок восьмого размера.
— Моя фигура вас, Сергей Николаевич, никоим образом не касается. Вы ведь, кажется, ищете Альвареса, вот и ищите. Счастливой дороги.
Я по-доброму улыбаюсь ей, хоть и знаю, что я единственный человек в конторе, кого она недолюбливает оттого, что считает грубияном. Вот перед Вано она так и скачет козой: не успеет он появиться на работе — чаек ему тут же сварганит, лимончик порежет, крендельками угостит. Однако я на нее не обижаюсь. Антипатия, как и
Я направляюсь к выходу и тут меня останавливает шум доносящийся из-за закрытой двери моего с Вано кабинета. Что бы это значило? Ведь если Тамарка сказала, что Альварес ушел, значит, так оно и есть. И потом, у меня и у Вано железное правило — запирать двери, даже если отлучаешься ненадолго.
Терзаемый любопытством, я распахиваю двери и больше не узнаю своей комнаты.
То, что я вижу, не укладывается в голове. Какой-то неизвестный мне хмырь, метр с кепкой, хозяйничает на моем рабочем месте. Хозяйничает еще слабо сказано. Он вообще все верх дном перевернул и теперь, пыхтя от напряжения, волочит мой стол из одной стороны комнаты в другую. Я успел заметить, что все мои вещи, которые до этого лежали в ящиках стола, он свалил в дырявый целлофановый пакет, который поставил у дверей кабинета. Тут же рядышком на полу стоит горшок с моим любимым кактусом-цереусом. И дело даже не в том, имеют эти вещи ценность или нет (ничего такого особо важного я здесь не храню), а в том, какое он вообще имеет право к ним прикасаться?
— Вы кто? — слегка обалдело спрашиваю его.
— Шлимензон Борис Исаакович, — представляется тот, оставляя на время свое занятие.
— Что ему здесь надо? — Этот вопрос я адресую Тамарке, которая, оставив хавку, подходит ко мне, надо думать, на выручку этому самому Шлимензону, потому что вид и тон у меня не слишком любезные.
— Это Шлимензон Борис Исаакович, — еще раз представляет его Тамара, — наш новый заведующий магазина, который будет при «Зете +».
— Но ведь магазина еще нет!
— А заведующий уже есть, — парирует Тамарка. — Павел Олегович распорядился, чтобы Борис Исаакович посидел за вашим столом, пока у него нет своего места. Вы ведь в отпуске. А когда не в отпуске, вы все равно, как правило, бываете здесь только утром и вечером.
— Он что, не мог посидеть у охраны? Там просторнее и их тоже никогда не бывает на месте. Они постоянно на объектах.
— Все претензии по этому поводу к Павлу Олеговичу.
Здесь я должен отвлечься и сообщить, что помещение офиса «Зеты +» представляет собой большую квартиру с четырьмя раздельными комнатами. Просторный коридор, в дальнем конце которого, рядом с большим аквариумом, восседает Тамарка Зайцева, является одновременно и приемной с креслами для потенциальных клиентов. Тут же рядом кабинет шефа. Вторая комната предназначена для охранников, где они могут коротать время, когда у них нет работы, еще одна маленькая — для приходящего на пол дня бухгалтера и, наконец, последняя отведена непосредственно детективам, то есть Хуану Альваресу и мне.
— Зачем вы двигаете мой стол? — спрашиваю я у непрошенного гостя.
— Ой, он так неудобно стоит. Кто же ставит стол рядом с дверью? — учит меня завмаг. — Возле двери всегда сквозит. Можно простудиться. Будет лучше, если стол будет возле окна. Там и света больше. Вот увидите, вам понравится.
— Видите ли, Борис Исаакович, профессия,
— Но ведь на окне решетка!
— Ну и что, что решетка? Она не очень частая, как видите, и если хорошо постараться, то граната пролетит за милую душу. Пуля тем более. Кстати, Тамара, сколько раз в прошлом году мы меняли разбитое пулями стекло и ремонтировали противоположную от окна стену, раза три, наверное? — обращаюсь к девушке, которая, несмотря на антипатию, наверняка подыграет мне, так как сама охотница до всевозможных розыгрышей.
— Четыре, — отвечает та с серьезным видом, еле сдерживаясь от смеха, глядя на бледнеющую физию Шлимензона.
— Вот видите. Целых четыре раза. Так что вы уж постарайтесь сделать все, как было. И вещи мои положите на место. Иногда во мне обостряется чувство собственности. А вас, Тамара Андреевна, я попрошу передать Павлу Олеговичу мою нижайшую просьбу — пусть он поищет для своего завмага более подходящую штаб-квартиру. Вполне подойдет и его кабинет.
Не собираясь более отвлекать их внимание и дать возможность Тамарке вернуться к своему бутерброду, а Шлимензону к восстановлению первоначального статус-кво, я иду к выходу.
Снова оказавшись за дверью, я натыкаюсь на уже знакомого вам лейтенанта Сороку, того самого, который с большим наслаждением применил бы против меня весь набор инквизиторских пыток. Да и я особой симпатией к нему не пылаю. Его упрямая морда раздражает меня. Сорока, я предполагаю, направляется именно к нам в агентство и может даже по мою душу.
Узрев меня, он останавливается и ждет, когда я спущусь со ступенек.
— Если вы по поводу работы, то у нас сокращение штатов. Приходите осенью, может тогда у нас кое-что и найдется! — решаю сострить я.
Удивительно, но вопреки ожиданию мое замечание пролетает мимо его ушей.
— Мне нужно с вами поговорить, Лысков. Это серьезно, — отвечает тот без своей обыкновенной злобы, к которой я уже давно привык.
— Что я слышу! Вы решили со мной поговорить! И вы мне не угрожаете! И вы мне говорите «вы» Вот так сюрприз! Что же случилось? Должно быть, нечто из ряда вон выходящее?
Он равнодушно проглатывает и эту мою реплику, чем приводит меня в еще большее замешательство.
— Только что мы получили сообщение, что сегодня утром была убита супруга вашего бывшего клиента — Коцик Ольга Викторовна! Вы знали об этом?
— Нет, — не моргнув глазом отвечаю я и притворяюсь удивленным. — Мне очень жаль. Но это лишний раз доказывает, что дело вовсе не такое простое, каким оно вам представлялось.
Он смотрит мне прямо в глаза, как бы желая проникнуть в самую душу. От этого мне почему-то не по себе. Впервые, при общении с этим человеком мне кажется, что именно он, а не я, контролирует ситуацию.
— Как это случилось? — считаю нужным задать вполне естественный в такой ситуации вопрос.
— Ее застрелили в собственном доме.