Опасная тропа
Шрифт:
И дети понесли на руках мертвого орла на самое видное место в ауле и похоронили его. Как известно, орел мух не ловит.
После первого покоса в горах выпадают дожди, и трава вырастает быстро. Нахлынут темно-фиолетовые тучи — жди ливней с грозами и молнией. Самое время тогда спрятаться где-нибудь в пещере или просто лежать на раскладушке в палатке и слушать эту вечную таинственную музыку грома, будто лопаются небесные тамтамы. Дождливых дней не так много, и после этих дождей лето вступает в свои права. Тут уже загар проникает даже в самые укромные места.
Туман, гонимый игривым ветром, потерял свою плотность, рассыпался хлопьями в углублениях и стал таять, вновь ясное солнце засияло на плечах гор, засверкало в каплях росы на траве. И дороги стали высыхать. На славу поработали сегодня все, и рабочий день сократили после обеда в связи с предстоящим вечером. Я попрощался со своим рабочим местом, с умной машиной не как с металлом, а как с чем-то одушевленным, даже погладил согревшийся под солнцем металл. Попрощалась и моя жена с полюбившимися студентками, как с подругами, с которыми ей было так светло и хорошо.
— Что будем делать, жена моя?
— Как что? Пойдем домой, покушаем, переоденемся — и на вечер…
— Какой вечер? Ах, да, сегодня же прощальный вечер со студентами.
— Лучше бы они вовсе не приезжали.
— Почему?
— Жизнь нашу перевернули…
— Разве они?
— И они, и эта стройка, ты видел, какие дома люди строят?
— Видел.
— А я ходила смотреть тот дом, который, говорят, наш Усатый строит себе.
— Это неправда. Брехня, — говорю я, защищая от моей жены ее же родственника.
— А что, и правильно сделает, если переберется. Вон посмотри, в какой развалине его семья живет, хуже нашего.
— Нет, жена, это, говорят, оставляют под гостиницу для почетных гостей.
— Красиво там, как в сказке.
— Ничего, жена, — поглядел я на нашу покосившуюся саклю, — и это в свое время кому-то казалось сказкой.
И мы, поев что было, всухомятку, переоделись, особенно дети, им же мать почти всем обновки купила, школьные формы и ботинки, а Хасанчику польский клетчатый костюм и туфли. Нет-нет, даже для одного того, чтобы испытать эту детскую радость, стоило испытать все то, что с нами произошло. И все вглядывались в наше старое, уже помутневшее, с желтыми пятнами зеркало. На самом деле, почему до сих пор у нас в доме не было даже сносного зеркала? Надо, надо купить большое чистое зеркало. Почему я об этом не подумал раньше? Казалось бы пустяк, но вот как об этом красноречиво напоминают сейчас столпившиеся у старого зеркала мои дети. Человек должен хотя бы два раза в день заглядывать в него, посмотреть на себя со стороны. Правда, горцы говорят: если нет зеркала, вглядись в людей и ты увидишь себя. И будто угадав мою мысль, жена вдруг говорит:
— Надо нам зеркало большое купить.
Да, я забыл вам сказать, почтенные, что купили мы и новое платье для Патимат. Вот она его и надела, ей идет этот бежевый цвет, вот и серьги с гранеными топазами под стать, и золотая тонкая цепочка на шее. Интересно, откуда они у нее, наверное, были, ах да, помню, она их на свадьбу надевала. Ой, когда это было?!. И неужели больше никогда не надевала их? Похорошела, подобрела, будто вдруг сама себя нашла, моя жена. К ней вернулось прежнее обаяние, прежняя доброта и нежность во взгляде. Мне приятны в ней эти изменения и эта ее мягкая улыбка на лице, даже таинственная, и не сразу угадаешь, что она выражает.
— Ну, что ты, надень серый костюм, тебе он больше идет, я же его почистила. И красную сорочку…
— На ней двух пуговиц нет.
— Как нет, я еще в больнице пришила.
— Спасибо, — говорю я ей.
— Что? — смеется она, — никогда не говорил, вдруг — спасибо…
— А что тут смешного?
— Странно как-то, муж жене говорит спасибо.
— Благодарю тебя, жена моя! — восклицаю я.
— Нет-нет, галстук этот не подойдет, возьми тот — серый в белую клетку, — замечает она.
— Откуда ты знаешь?
— А что, для этого обязательно школу, что ли, надо кончать? Дети, не орите, и так слышно. Мана, оставь в покое Хасана, Зейнаб, зачем тебе платок, у тебя же волосы просто золотые. Фарида, возьми Хасана за руку. Ражаб, сколько раз тебе говорить, сними эту помятую кепку, надень новую, я же тебе купила, какую ты хотел, кожаную…
— Зачем кепка, сынок, без кепки лучше, — говорю я. — Фарида, как твои глаза, доченька?
— Не болят, папа, очки хорошие.
— Слава богу. Ну что, семья моя, пойдем, поглядим на народ, пусть и народ на нас посмотрит.
— Я с папой хочу, — вырвавшись от Фариды, малыш подбегает ко мне и берет меня за руку. — Пусть и на меня народ посмотрит.
— Очень нужен ты, — смеется Фарида.
— Разве я не нужен, папа? Что она говорит?
— Нужен, нужен, сынок! Мы все нужны людям, и люди нам нужны!
Со стороны школы слышна была дробь барабанов, зовущая людей на сбор. Это старый обычай сохранился-таки у нас. Когда надо было собрать джамаат (общество), били в три больших барабана. И поэтому плато, где стоит школа, издревле называется местом тамтама. В ауле было оживленно. Все семьи выходили из саклей и гуськом направлялись к школе. Для такого большого торжества в ауле не было помещения, и директор совхоза правильно решил, построив во дворе школы подмостки, чтоб здесь под открытым небом чествовать студентов. Вот они, аккуратные, загорелые, плечистые — все как на подбор багратионцы со своим знаменем входят на площадь перед школой, где стоит бюст Герою труда — чабану Исмаилу, чьим именем и названа эта школа. Со всех сторон шли празднично одетые люди, стар и млад, даже старушки со своими неразлучными рукоделиями спустились с террас, чтоб присоединиться ко всем на площади. Столько людей на этой площади я помню только весной сорок пятого — в День Победы, когда колхоз в честь праздника зарезал трех быков и сварил всем шурпу. Такой вкусной еды я больше не помню. За все свое детство впервые я наелся досыта. Щедрый был день, добытый таким трудом, таким напряжением человеческой воли. Да, это была величайшая победа человека над злом. И с годами все больше наша признательность тем, кто пожертвовал в священной войне своей жизнью ради нашего Сегодня.
МИР ВАШЕМУ ДОМУ, ЛЮДИ ДОБРЫЕ
Самые почетные и уважаемые люди заняли места в президиуме. Открывая собрание, директор совхоза попросил извинения у гостей, что приходится их чествовать вот так на площади, под открытым небом, а не в зале Дворца, и выразил надежду, что в следующем году будет готов в новом поселке этот самый Дворец культуры, фундамент которого уже заложен.
Да, строится этот Дворец культуры по грузинскому проекту. Этот Дворец станет украшением всего поселка. Я любовался красочным видом этого здания на бумаге. В проекте учтены архитектурные особенности горских строений. Слово «новое» во всем звучит теперь, и это «новое» вобрало в себя много красок. Как радугу нельзя представить одноцветной, так и наша новь многоцветна и многокрасочна в каждом явлении. Как солнце в капле росы, отражается в этой нови дружба людей, дружба народов. Возьмите вот собравшихся здесь людей, я просто для себя посчитал — представители почти всех народов страны присутствуют здесь. Говоря о дружбе, парторг Джабраил не забыл упомянуть и о землетрясении в Дагестане весной семидесятого года, когда горцы вновь испытали на себе это великое чувство братства.