Опасный вкус
Шрифт:
– Ты, - она переводит взгляд на так и стоящую рядом растрепанную Лиз, - прибери за котом, а потом…
Она перебивает ее, как всегда спешит возразить. Это раздражает, несмотря на все ее знания о взрослении, гормональных всплесках, особенностей поведения и психотипах.
– С чего это? Сегодня его очередь.
– Ты нашла кота и забрала его на лодку, ещё тогда тебе было сказано, кто будет убирать за ним, если он поселится с нами.
Да, Рафаэль рассказал ей эту историю в подробностях.
– Значит, как убирать так - я, а
– Тоже ты.
Ярко-малиновые, в тон шапочке, слегка обветренные губы поджимаются. Злой взгляд должен прожечь ее, но Алекс отворачивается. Она устала.
– Есть ещё что-то?
Тянет. Эта манера говорить здорово напоминает ей кого-то.
Себя.
Подражает ей, Алекс, потому и бесит в последнее время. Неприятно встречать свои плохие копии, особенно если думать, что ведешь себя точно так же.
– Нет. Присоединяйся к нам.
На этот раз ничего не изменилось. Краски не поблекли и все продолжает оставаться таким же ярким, полным жизни, как в любой другой день.
По столу разбросаны куча книг и исписанных тетрадей, фломастеры и карандаши рассыпались в грандиозном беспорядке, не убраны в коробки. Альбом полон набросков, среди которых больше портретов, меньше пейзажей, чаще всего урбанистических, праздничных зарисовок и глаз. Она часто рисует глаза, самые разные. Не все принадлежат ему, но только тем кого он знает.
Елка уже убрана, но праздничные украшения еще не сняты.
Ярко-алые деревяшки звезд качаются, задетые сквозняком, на джутовых нитях, демонстрируя свой “пошлый” рисунок, скопированный с рождественских свитеров. Треугольники, квадратики, тонкие линии, олени, снежинки, точки.
“Только здесь это смотрится хорошо!”
Алекс в его воспоминаниях подвязывает звездочки к светящейся ленте, топчась у стены в пижаме - в его футболке, клетчатых шортах и вязаных носках. Он не подумал о рождественских огнях, а она вспомнила и принесла гирлянду откуда-то сверху, позже закрепив ее над декоративным камином.
“Раз в год можно побыть нелепым или смешным, - он обнимает ее за тонкую талию, притягивая к себе.
– Ты так не считаешь?”
Она пытается освободиться. Ей неудобно, она еще делает сколько-то попыток, а потом замирает.
“Нееет. Я лучше заячьи уши надену. Сейчас ведь год кролика, да?”
Ушки кролика лежат на каминной полке. Это не ее. Кажется, Лизы, а может и Паоло. У них у всех были такие и еще куча фотографий в таком виде. У всех кроме него. Он отказался надевать это мракобесие.
“Лучше свитер!”
“Когда нашу цивилизацию, точнее эту флешку, найдут инопланетяне, хочу чтобы они видели нас счастливыми, нелепыми и гадали: почему у нас есть уши, а у других - нет.”
“О! Если они найдут меня, у них возникнут новые поводы для беспокойства!”
Квартира хранит запахи: ее духов, попкорна в огромной миске на диване, коричных палочек и цитрусовых масел. Она еще помнит запах жареного цыпленка со специями
– Алекс!
– проговорили губы. Тело еще не поверило в происходящее, в то что ее нет; разум, подкорка сознания подводят его.
В ответ в их спальне что-то грохает, до носа в рекордно быстрые сроки достигает аромат ее парфюма. Не щекочет, а бьет наповал убойной дозой разнообразных компонентов. Он влетает вовнутрь, оглядываясь, слышит женский крик.
– Пожалуйста! Пожалуйста! Пожалуйста!
– женщина забивается в угол у окна, машет зажатым в руке ножом.
– Не убивайте меня!
Эта комната заполнена его изменщицей до предела. Ее теперь так много здесь. Одной только Алекс, ее аромата.
– Пожалуйста!
Последний возглас заставляет “очнуться”, вернуться обратно в комнату с разбитой склянкой, женщиной, что продолжает не то молить, не то кричать, размахивая ножом, гремя содержимым тумбочки, роняя вещи Алекс.
– Не убивайте меня, не надо!
– Кто ты?
Джейк так и стоит на пороге, разглядывая насмерть перепуганную женщину. Давно она здесь? Сколько его не было? День? Или два?
– Что ты делаешь здесь?
Незнакомка не отвечает. Спальня не выдерживает такого яростного натиска: плотная штора, зажатая между стеной и телом женщины, тянет вниз карниз. Ткань накрывает ее с головой, металлическая штанга ударяется о подоконник, да так и остается там. Он оказывается рядом в мгновение ока, сдергивая с нее это покрывало.
– Кейт! Кейт Андерсон! За…
Она замолкает, но руки не отпускает.
– Заключенная, - договаривает он за нее.
Короткая стрижка - не показатель тюремной принадлежности. Затравленный взгляд - в настоящее время было бы удивительно не встретить такого. На ней вещи Алекс и пахнет от нее чем-то техническим, керосином, кажется, и еще казенным помещением.
Кто она? Убийца? Террористка? Маньячка? Психопатка? Убийца детей?
– Пошла вон!
Он вытаскивает ее на лестничную клетку, держа за шкирку, не обращая внимание на ее сопротивление, на визги и крики, на лезвие ножа, которым она тычет ему то в бедро, то в руку, скользит им по ребрам. Ему не больно и раны пустяковые, всего лишь царапины.
– Нет! Нет! Отпусти! Нет!!!
Она упирается в подоконник, кричит, но не сдается, не желает выскальзывать наружу.
– Пожалуйста, не надо! Я прошу вас! Я не хочу умирать! Не хочу!
Душераздирающий крик женщины прорезает начавшуюся ночь, но еще громче звучит хруст сломанных костей.
– Пожалуйста, не надо!
Это отрезвляет. Джейк отступает, выпуская ворот толстовки из пальцев. Существа проснулись и бегут к их дому, звук от их топота разносится на многие километры вокруг. Кроме них не слышно больше никого, ни одного живого вскрика.