Операция «Гадюка» (сборник)
Шрифт:
— Но Люся? — спросил я, стараясь вложить в этот краткий вопрос куда больше, чем мог бы услышать посторонний.
— Да вы с ума сошли? — возмутился Веня. — Вы думаете, что если я крутой, если вокруг меня всякие люди, то я подлец? Да я ни одну девушку на прощание не поцеловал. И не потому, что я голубой и они отвращение вызывают, вы не думайте, я даже женат был, но я тоже понимаю. Я ведь в прошлом году крестился, думал, что поможет. А здесь есть церковь, вы как думаете?
Мы вошли в зал Дворца спорта. Посреди него на деревянном полу трое разбойников играли в карты.
— Проблема — никак не могу поднять всех на завоевание мира, — сказал Веня. И, заметив
Веня обернулся — Люся с Егором вошли в зал.
— Ну вот, живая, в одном куске. Так что, молодой человек, как только ты переходишь ко мне на службу, то получаешь в награду девицу и эскадрон бандитов. Только коней раздобывай сам. Тебя как зовут?
— Егор, — ответила за него Люся. — Я же тебе говорила, Веня, что жду его.
— Знаю, знаю, что ждешь, тысячу раз слышал. — Он повернулся ко мне: — При всем моем уважении к ее внешним данным, поверь мне, Гарик, что бабы у меня были на порядок лучше. Импорт. Из Одессы и Вильнюса! А какие кадры нам дает Ставрополь!
Он подмигнул мне.
Как хорошо, что мы три дня провели в беседах с Егором, по крайней мере, я не сошел с ума при первом столкновении с этим миром.
Вообще-то мое настроение несколько улучшилось. Как вы понимаете, судьба Егора и соответственно Люси мне была небезразлична. Я в чем-то похож на американского президента: ни одного нашего морского пехотинца мы не оставим в бангладешском плену! Пускай погибнут пять тысяч туземцев, но наши родные негры-капралы должны вернуться для захоронения на кладбище в округе Колумбия, о'кей?
Главный изверг и моральный урод, бывший любимец публики Веня Малкин показался мне не столь уродливым, как я представлял вначале.
В то же время мне любопытно было, как скоро он перестроился и приспособился к этой жизни. Он напомнил мне знаете кого. Гимназистку, которая приехала на каникулы на хутор к тете где-нибудь под Житомиром. А вокруг затевается Гражданская война. Хутор тетки сожгла банда, гимназистку изнасиловали, но она выжила и сама организовала банду. И гоняет вокруг по полям в гимназическом форменном платье и ищет своего оскорбителя, а заодно режет коммунистов, грабит белых и становится грозой уезда или губернии. Злодейка, садистка — а прошло-то всего полгода с того дня, как она вышла в последний раз из дверей киевской гимназии. Вот вам целый роман из эпохи Гражданской войны. Я его не написал, потому что некогда, но смог бы написать. Ведь откуда-то в мою голову попали гимназистка и ее враги. И стали для меня не менее реальными, чем бредущий рядом со мной бывшая звезда российского рока и немного мафиози Веня Малкин или бывшая императрица Киевского вокзала… Так неужели они более реальны, чем придуманная мною гимназистка?
— Пойдемте ко мне, я покажу вам, как живу. — Люся пригласила меня и Егора. Потом повернулась к Вене: — А ты?
— Сначала считать мы будем раны, — сказал он. — У меня подозрение, что жертвы, принесенные на алтарь победы, очень велики.
— Не ври, Веня, — сказала императрица, — тебе их не жалко. Они для тебя как карточные фигуры.
— А для тебя? — спросил Веня, обидевшись.
— Они похожи на меня, — сказала девушка.
— Идите, я потом подойду, — обещал Веня.
Какой бы Веня ни был, в нем, как только он сталкивался с Люсей или со мной, проявлялась слабость. Он был слишком
— Геть! — крикнул Веня. — Взводных ко мне!
Какие-то люди стали возникать рядом с ним. Когда я оглянулся, отойдя на полсотни шагов, он уже разговаривал с тремя или четырьмя разбойниками.
Люся провела нас в комнату — чистую, белую, почти светлую. Мы уселись на диване, видно, она и спала на нем.
Кроме него, были стул и стол и еще этажерка с керосинкой.
— Здесь с огнем плохо. Даже не понимаю почему, — сказала она. — Вот костер зажечь можно, а внутри помещений — трудно.
Она зажгла керосинку — я в последний раз видел такую на даче, — поставила чайник.
— Чай будет настоящий, — сказала она.
Радостно суетясь, она все смотрела на Егора и, двигаясь по небольшой комнате, все время пользовалась случаем, чтобы дотронуться до Егора — нет, не лаская его, а как бы стараясь убедиться, что он здесь, что он ей не кажется.
— Я все эти дни, — сказала она, — не сомневалась. Правда, потом начала немного беспокоиться, но ты тоже меня должен понять.
— Я бы раньше приехал, — отвечал Егор, словно мы с ним наконец добрались до Торжка, — но не было оказии, щели не было. Ну, ты понимаешь.
— Понимаю. А я, знаешь, почти уже узнала, как вернуться, но эти дураки меня схватили.
Они с Егором образовали бы чудесную пару. Оба высокие, подвижные, он как модный американский актер, но не из силачей, а из тех, в очках, молодых компьютерных гениев. А она скорее звезда российского кино девяностых годов — как Метлицкая, Слуцкая, Орбакайте, представляете? Не блондинка, а темная шатенка, почти брюнетка. Я понял, что Люся, созданная большим городом, внешне кажется интеллигентнее и социально выше, чем есть на самом деле. А это видно, когда она начинает говорить, и ты слышишь в ее интонациях наш двор, магазин, кухню — если нужно, она может быть и резкой, и в голосе прорывается московская дикарка. Но это бывает редко. И дальнейшее зависит от того, в какие руки она попадет.
Через год-два она может превратиться и в настоящую леди, и в студентку из хорошей семьи, и, если не повезет, в относительно недорогую проститутку. Я говорю это не из желания как-то унизить Люсю, а чтобы показать, что она еще материал для человека, а не готовый человек. А вот Егор, пожалуй, уже создался как человек, и его не изменишь. Хотя рядом с Люсей он тушуется. Если бы судьба соединила их, то именно Люся стала бы ведущей в этом тандеме.
— Я видела Соню, Соню Рабинову, это она все устраивает, — говорила Люся. Она сидела на стуле лицом к нам, сложив узкую ладонь к ладони и сжав их коленями. На ней была короткая юбка и тапочки. И белая трикотажная кофточка.
Люся перехватила мой изучающий взгляд и сказала:
— Не изучай так меня, Гарик. Ничего особенного. Но, честно говоря, меня здесь спасает только то, что все знают — я императрица. Вы будете смеяться, но они не смеют меня тронуть. И я стараюсь тоже — я всегда чистая, подтянутая, и одежда у меня новая, и живу я отдельно. И знаешь, Веня тоже понимает.
— А ты в самом деле замуж вышла за императора?
— В первый же день! — засмеялась Люся. «Господи, — подумал я, — какие чудесные зубы!» — Как приехала, тут же и обвенчали. Только ты ничего не думай, Егорушка, император как мужик никому не конкурент.