Операция «Гадюка» (сборник)
Шрифт:
Я поверил Люсе и подумал, что для него она — своя, московская, которую нельзя заразить СПИДом, а эта — местная бандитка, ничего с ней не случится.
Кюхельбекер быстро ушел за Григорием Михаиловичем.
Веня сказал мне:
— Хочу понять, что же произошло. Будешь слушать?
Я обернулся было к Егору.
— Пускай пошепчутся, — великодушно разрешил Веня. — Ты ему, Люся, Койвисто покажи.
Я пошел за Веней к нему в кабинет.
Кюхельбекер стоял посреди комнаты, такой же, как комната Люси, возле большого письменного стола — в этих комнатах сидели раньше стадионные чиновники. Вряд ли эти
— Ничего, — сказал Веня. — У нас на Комсомольском магазины остались. Императрица иногда туда ходила за шмотками. И мне тоже таскает. Ты ей размер скажешь или с ней прошвырнешься.
— Спасибо, — сказал Кюхельбекер. — Я вам обязан жизнью.
— Не путай, — великодушно ответил Веня. — С площади тебя Гарик вытащил, хорошо еще, что у него мышцы накачанные. А сейчас, как понимаешь, от моих эмоциональных подонков тебя Люська, императрица, спасла. И охота ей была — не знаю.
— В любом случае спасибо.
— И учти, твоего императора я не убивал, — сказал Веня. — Я его только поучить хотел, а мои махновцы разыгрались. Я его уже мертвым застал. Мне пику с его головой вручили — такой уж здесь обычай.
— Знаю, — сказал Кюхельбекер. — Что со мной будет?
— Ты мне скажи, — попросил Веня, — что у нас сорвалось с наступлением?
— Что вы хотите знать?
— Мы же вокзал взяли. Все нормально. Откуда этот желтый яд пошел?
— Ветераны, — сказал Кюхельбекер. — Они дождались своего часа. Победив императора, вы нарушили хрупкий баланс этого мира.
— Нет, ты мне как следует объясни, — сказал Веня. — Мне же тоже никуда не деться отсюда. Так что я думаю, что нам с тобой придется вместе все распутывать.
— К сожалению, — согласился Кюхельбекер. — Так бывает, когда в болото падает камень.
— Ну объясни.
— Я не знаю… Я недостаточно знаю о том, что происходит далеко за пределами этого мира. Но я отлично понимал, как устроен маленький мир, который начинается у Нового университета и тянется до Кутузовского проспекта.
Говоря, Кюхельбекер рисовал длинным узловатым пальцем схему этого мира на письменном столе, а мы стояли, как на военном совете, глядя на то, как «полководец» по карте планирует будущее сражение.
— Вот тут, — говорил он, — империя Киевского вокзала. На другом берегу вы — несколько бандитских шаек, неопасных, потому что никак не могли объединиться, и занятых враждой друг с дружкой. Третий фактор — ветераны. Они вообще-то живут в империи, вернее, в гостинице «Славянская» и домах рядом с ней. Они вхожи в вокзал, хотя нас к себе не пускают. Они нас не выносят, мы их не выносим, но взаимно терпим. Мы центр цивилизации.
— Да иди ты! — громко сказал Веня.
Я посмотрел в окно. За окном медленно шли Люся с Егором и увлеченно разговаривали. Они шли близко, но не касались друг друга.
— Да, именно так. Если захотим, мы можем уничтожить бандитов, перебить ветеранов, но не стремимся к этому. Мы имеем доступ к другому миру — для нас он выражается в тебе. Люди, с которыми мы держали связь, меняются… Но они есть. Мы кое-что получаем оттуда, кое-что отдаем, порой туда или к нам прорываются люди. Впрочем, мы не боимся этого. Мы даже императрицу держали там, наверху, пускай растет. Мы позволили себе пустить в нашу империю вас,
— Ни черта не ясно, — сказал Веня.
— Когда вы убили императора и захватили вокзал, вы нарушили баланс сил. И ветераны, которые не столь глупы — и не надо считать их кучкой выживших из ума, изношенных трехсотлетних старцев, — также готовились к опасному повороту событий. Мы знали, что у старцев есть установки по пуску газа… Но не знали, случится ли когда-нибудь нужда в том, чтобы их использовать.
— Это ветераны? Старцы? Коммунисты?
— Это хранители неких идеалов, — возразил Кюхельбекер. — Они были и до коммунистов. Среди них вы найдете и Робеспьера, и протопопа Аввакума. Для них существует лишь идея… Теперь, когда они захватили власть в нашей империи, они перегрызут друг другу старческие глотки. Но не сразу. И вы, Вениамин, своими руками разрушили хотя бы видимость равновесия. Ваше будущее не вызывает во мне зависти…
Веня не ответил.
— Я устал, — продолжал Кюхельбекер. — Я полагаю, что этот газ не убивает окончательно. Нас очень трудно убить. Но голова у меня просто раскалывается.
Мне хотелось поговорить с Кюхельбекером, но я надеялся, что у меня еще будет возможность. Сейчас он не был склонен к беседам.
— Я пойду пройдусь, — решил я.
— Когда гуляете, поглядывайте по сторонам и оборачивайтесь, — посоветовал атаман. — Мало ли кому захочется тебя обезглавить.
Кюхельбекер устроился на стуле. Веня прошел за письменный стол и уселся в кресло.
Я вышел из Дворца.
Мне надо было подумать.
Миссия могла показаться на первый взгляд успешной — Егор с Люсей гуляют где-то неподалеку. С другой стороны, она провалилась, потому что не была подготовлена. Кто меня тянул прыгать?
Не сердись на себя, Гарик, не сердись. Спокойно. Теперь нам надо отсюда сматываться, прежде чем мы превратимся в таких же зомби.
Во-первых, это страшно.
Во-вторых, от моего пребывания здесь польза ограниченная. Единственный мой инструмент — собственные глаза и уши. Как рассказчик, я очень мил, но совершенно бездоказателен. Сюда должен или должны прийти настоящие исследователи. Снимать, фиксировать, изучать…
Так что моя первая обязанность перед собой и наукой — как можно скорее отыскать Сонечку Рабинову, так вроде зовут эту милую девушку? И открыть с ее помощью дверь домой.
Я стоял перед входом во Дворец, и мне были видны две фигурки, сидящие рядышком на садовой скамейке на бывшей аллее, от которой осталось высохшее дерево.
Здесь нет ветра, и в неподвижности воздуха существует особая прозрачность — не для глаза, а для слуха. Я не знал об этом, потому что впервые оказался один в тишине. Но когда я, посмотрев на Егора с Люсей и убедившись, что вижу именно их, не спеша пошел к ним, чтобы посоветоваться, что же делать дальше, то, не доходя метров ста, вдруг услышал, о чем они говорят, и остановился.