Операция «Степь»
Шрифт:
Киргизы, переговариваясь, затаскивали привезенные с собой кошмы и ковры, кое-кто уже разливал из кумгана чай, кто-то освобождал место для старейшины рода. У Байжана не было своей кошмы, не получил он мандата. Ему удалось проскользнуть между двумя родами, прибывшими на конференцию одновременно. Никто не препятствовал тому, чтобы он, ни к одному роду не присоединяясь, устроился между кошмами делегаций, плохо знавших друг друга. Долматов недовольно поглядывал то на все еще входящих, то на весело спорящих за пиалами делегатов и нервничал. Наконец он постучал ладонью по столу, и хотя его призыв к тишине мало кто услышал, откашлялся и встал. Но не успел и рта открыть, как из глубины зала раздался пронзительный возглас на киргизском языке: «Хватай комиссара! Два стада отнял, муллу арестовал! Хватай!»
Разом загалдели, заоглядывались, повскакивали с кошм делегаты. Байжан замер. Он узнал голос Аманбая, старшины рода, богатея и пособника белогвардейщины любой масти. Его стада год назад чекисты реквизировали в пользу голодающего народа. Байжан тоже входил в подразверсточный отряд. И надо же было Аманбаю оказаться сегодня в Уиле!
Байжан, однако, на ноги не вскочил. Как и все, он принялся испуганно оглядываться и в то же время потихоньку, на коленях, продвигаться к выходу. В густой толпе, в которой кто сидел, кто полулежал, а кто уже встал, заметить его было сложно. Байжан увидел, что несколько человек, поддавшись панике, выбежали из дверей казармы. «Побежал чекист из дверей, ловите его!», – взвизгнул Байжан. Тотчас, по крайней мере, десяток делегатов бросились к выходу, который тщетно пытались перегородить собой два бородача казака. Неразбериха и всеобщее возбуждение давали себя знать все больше: уже многие рвались наружу. Пригнувшемуся Байжану не составляло труда вместе с толпой протиснуться в дверь, а потом, обежав казарму, найти дыру в глиняном заборе, который окружал военный городок.
Он знал, что его наверняка будут искать, но был уверен, что время есть. Очень уж не терпелось Долматову начать свое первое в жизни государственное действо.
Самым надежным, пожалуй, было бы укрыться среди юрт киргизского эскадрона. Там он переждет, не вызывая подозрений, а потом ускользнет на квартиру Глеба Ильина. Для хозяев и соседей у них была легенда: Байжан за плату служит полковому пропагандисту – приносит кизяки, топит печь, чистит коня. Уильцы к этому привыкли и считали вполне естественным, что у Ильина есть киргиз для черной работы.
Никто в эскадроне не обратил на него внимания: все были озабочены предстоящими верблюжьими скачками.
Байжан обошел огородами улицу, по которой тянулись на площадь уильцы, и осторожно выглянул из-за плетня. На пустыре, где стояли плоскокрышие домики агитпункта, продотдела и следственной комиссии, не было никого, кроме Капустина, который лениво прислонился к косяку двери и как будто чего-то ждал. Однако как раз Капустину попадаться на глаза и не хотелось. Надо было возвращаться, чтобы задами, но с противоположной стороны пробраться к дому Ильина.
И тут Байжан увидел самого Глеба. В седле, но… Конь его шел шагом, а за стремя держался арестантский начальник – комендант Овчинников.
Стоило пронаблюдать, случайно ли они вместе? Через минуту Байжан убедился, что хорошего мало. Ильин, Овсянников и Капустин скрылись в домике следственной комиссии.
Он огляделся: где бы ему спрятаться самому? Полуразваленная пирамидка кизяков, рядом – сорванная с петель дверь, валяющаяся на снегу. Кто-то, видно, приготовил на дрова. Холодновато будет… Но уйти Байжан теперь не имеет права.
«Неужели потянулась ниточка от Матцева? – с тревогой подумал он. – Может, и Буржаковского взяли?»
Дверь отворилась, появился Капустин. Передвинул кобуру с наганом с бока на пупок, засунул руку в карман и, достав горсть семечек, принялся беспечно их лузгать.
Благодушная его поза не обманула Байжана. Он разворошил кизяки, прислонил к ним дверь, чтоб никто не заметил его со спины, и стал ждать. Что у Глеба Рудякова дела обстоят неважно, он уже не сомневался.
Последний шанс Василия Серова
– Понятно, – сказал Гаюсов, – фамилию тебе сказал тот губошлепый. Ну, Гаюсов. Что из того?
– Об этом чуть позже. – Глеб встал, взял из пачки «Катыка» папиросу, чиркнул гаюсовской зажигалкой и вернулся на место. Гаюсов не шелохнулся, хотя когда рука Рудякова оказалась в полуметре от нагана, напрягся.
– Скажи, Гаюсов, откровенность за откровенность, на что ты – именно ты! – рассчитываешь, оставаясь в Уиле? Что у тебя общего с загнанными в угол мужиками? Продразверстка не нравится? Или ты эсер по убеждениям? Извини, смешно.
– Мое кредо – выжить. – Гаюсов качнул головой, криво улыбнулся. – Ты прав, от серовского сборища меня тошнит. Выхода другого нет. Не вижу.
– Неправда. Видишь. Мои документы ты взял не просто так, верно?
– Читаешь мысли? Поздравляю. Да, Глеб… Как ты сказал?.. Рудяков. Ты догадался. Я надеюсь на твое удостоверение АРА. На первое время пригодится.
Кивком Глеб подтвердил: что ж, вполне вероятно.
– Теперь ты должен понять, что каждый лишний день в Уиле – меч над твоей головой.
– Почему же?
– Притворяешься, Гаюсов. Не один я представляю ВЧК в банде. Не один я знаю, чем занимался в свое время контрразведчик генерала Дутова в родных краях Василия Серова и братьев Долматовых. Ты из их родни насмерть никого не запорол?
– Бред! – Гаюсов отшвырнул от себя пепельницу. – Лично я не был ни в Куриловке, ни в Орловке.
– А рыжий крикун? Помнишь, ко мне цеплялся? А тебя опознал. Я ему рот заткнул: проверю, мол. Если поискать в дивизии, пострадавших от монархистов и контрразведчиков немало. Не простили, не думай.
Гаюсов барабанил пальцами по столу.
– Кстати, твои улики против меня… – Глеб помолчал. – По крайней мере, они не бесспорны.
– Оставь! Их достаточно, чтоб швырнуть тебя к стенке, чекист! Ладно, не будем об этом. Предлагаю сделку. Ты мне пишешь рекомендацию своим… Тьфу! Не в ЧК, конечно, а руководству АРА. Чтоб взяли под крыло. А я тебе даю это.
Он многозначительно поднял над столом серую папку. Глеб покачал головой.
– Почему же?! – Гаюсов вскочил со стула, швырнул папку. Сел. – Не пойму.