Опричнина. От Ивана Грозного до Путина
Шрифт:
Очевидно, по крайней мере для того, кто знаком со взглядами Дугина, что XVI век – это оговорка, он имел в виду, конечно, век XVIII (и слова «за 200 лет до революции» это подтверждают). Однако воистину это – оговорка «по Фрейду», причем дважды повторенная. Только вот массы оставались европейскими, хотя при этом и традиционно-евразийскими (мы уже видели, что одно другому не противоречит), а вот европейскую (и в то же время исконно-евразийскую, сформировавшуюся еще при Владимире Мономахе) элиту в XVI в. по крайней мере попытались вырубить под корень и заменить «очингисханенной».
И то, что не удалось Батыю и его преемникам
При этом не выдерживает критики версия, что Опричнина (вместе с вызванным ею поворотом «от Мономаха к Чингисхану») стала суровой, но необходимой мерой для решения насущных задач, стоявших перед страной. Мы видели, что реальные национальные задачи были решены в «либеральный» период царствования Грозного либо были бы решены, продолжись «либеральные» реформы и после 1560 г. Опричнина же потребовалась для решения других задач, не имевших отношения к национальным интересам страны.
Подобно пушкинской старухе из сказки, Иван Грозный не удовлетворился ни добротной крестьянской избой «со светелкой, с кирпичною беленою трубою, с дубовыми тесовыми вороты» (то есть уже созданной им самим Россией в границах, близких к нынешним, с Казанью и Астраханью, а также с Западной Сибирью), ни усадьбой столбовой дворянки (то есть полномасштабной евразийской интеграцией с Великим княжеством Литовским на западе, Крымом на юге и казахскими степями на востоке; а там с Божьей помощью и за Ливонию взяться можно было, если уж она была так нужна).
Но Иван Васильевич возмечтал стать сначала «вольною царицей» (осуществить завоевание всей Германии и создать в итоге «Новый Московский Рим»), а потом и вовсе «владычицей морскою» (провести соединение евразийского монстра – сверхдержавы Чингисидов с европейским монстром – сверхдержавой Габсбургов), чтобы все другие государи «ему служили и были бы у него на посылках» (мы видели, что по крайней мере с польскими, шведскими и датскими королями он разговаривал именно в таком тоне). Ну, не у него, так у его наследников, хотя бы и из Габсбургского дома. И остался в итоге у разбитого корыта. А преемники (окончательно – Романовы) вернулись к доопричной внешней (а Романовы – и к внутренней)политике.
Однако, несмотря на отказ первых Романовых от опричной традиции и возвращение страны к доопричным временам, злое семя было посеяно, и оно снова и снова давало всходы. Давало потому, что полностью избавиться от наследия Опричнины страна так и не смогла. Не смогла, например, до конца преодолеть свою отсталость от Запада, начавшуюся тоже в годы Опричнины. Читатель, вероятно, помнит, как я вслед за А. Л. Яновым называл доопричную Россию передовой страной, а чуть ниже цитировал слова И. В. Сталина о том, что Россию «непрерывно били за отсталость».
Давало «злое семя Опричнины» всходы при Петре I, при Павле I, при Николае I, хотя при каждом из них – во все меньшей степени… Однако разделение страны на «два народа» при Петре, прообраз которого при Иване Грозном вчерне уже намечался, сказалось на дальнейшей нашей истории. Включая 1917 год. После 1917 года всходы Опричнины снова взошли в полную силу; и вот тут мы имеем резкий скачок опричных тенденций, сравнимый с эпохой самого Ивана Грозного.
Говоря «полностью избавиться от наследия Опричнины страна так и не смогла», я имею в виду не столько наследие материальное, сколько духовное. В конце концов, мы видели, как при первых Романовых проводился возврат к доопричным временам; однако в свете этого непонятно, откуда же взялся Петр? А потом Павел и Николай I? А потом Ленин и Сталин?
А взялись они оттуда, что в духовном плане злое семя никуда не девалось. «Манкуртизация» народа, убеждение его в том, что страна всегда была самодержавной, что свобода ей вредна, и т. д., начатые Иваном Грозным как первым историком России, продолжались и продолжаются по сей день. И абсолютно прав А. Л. Янов, когда говорит о том, что либералы – противники «ордынизации» и «опричнизации» страны – не возражают против такой «манкуртизации», а то и сами ее поддерживают. По крайней мере, и среди них выражение «русский народ – тысячелетний раб» стало расхожим.
Впрочем, раз зашла речь о тоталитаризме, то надо указать и на некоторые другие причины. Если режим Ивана Грозного действительно был тоталитарным, как я предполагал, то он застал российское общество XVI в. (как застал бы и любое другое европейское общество того времени) не готовым к его преодолению. Как там у Стругацких: «Рано, слишком рано, на столетия раньше, чем можно, поднялась в Арканаре серая топь, она не встретит отпора…» Точнее, в материальном аспекте Опричнина отпор, как мы видели, встретила, иначе «Новая Орда» продержалась бы гораздо дольше. А вот в духовном – нет. Тогдашнее российское общество не готово было дать ей бой на идеологическом уровне. Отсюда и всходы «злого семени» – от Петра до Сталина.
Что же нам делать теперь?
Для начала – необходимо понять, что же с нами в истории происходило, чем в ней надо гордиться и что продолжать, а от чего лучше отказаться.
Упоминавшийся мною в начале книги Константин Крылов пишет о том, что тотальное очернение истории России стало причиной роста в последнее время ностальгии по Сталину. Мол, если вся наша история – сплошной «отстой», а нормальной жизни никогда не было и не будет, то символом России надо избрать того, при ком нас если не уважали, то хотя бы боялись [1034] . Ностальгия по Ивану Грозному – из той же оперы.
1034
Крылов К. Указ. соч. С. 220–228.
Это правда, но не вся. Во-первых, кто «очерняет» нашу историю, если не те, кто утверждает, что без очередной Опричнины русские ни на что не способны? А во-вторых, есть и обратная связь. Если, как уверяют нас многие «борцы за несвободу», Россия и в самом деле способна на рывки только при тиранах вроде Ивана Грозного или Сталина, а чуть ослабить вожжи, и все разваливается (в предельной, по сути, откровенно русофобской форме эту мысль выразили, как уже сказано, С. Валянский и Д. Калюжный), то хочешь не хочешь, а вопрос о полноценности (точнее, о неполноценности) русских задать придется. И в случае согласия с валянскими и Калюжными ответ на него, увы, будет утвердительным.