Оранж
Шрифт:
Артиллерийские удары
Одно приказанье – и тысячи мёртвых.
Один указующий взмах – и пальба.
Одна неразумность – и павшие орды.
Одни полукличи – и в ход жернова.
Указ к поединку ведёт к столкновенью.
Мгновенье – и вот уж лупцуют врага.
Крушащие взрывы ведут к разрушенью.
С чужих
От жара ударов свинцуются дали.
Ударные пушки всех ворогов бьют.
Убийства спонсирует свод капиталов.
Майоры плюют на божественный суд.
Погромище делает красно и душно.
Борение явно свершает блицкриг.
История после опишет всё нужно.
Поздней у ворон состоится пикник…
Зловещие шквалы
Зловещие шквалы, цунами огней
с живущего полища судьбы сметают.
Кручёные ветры дегтярных лучей
дымящей и рьяной волной ужасают.
Невидимый дух среди сумрака мглы
съедает и рвёт молодецкие части,
служа демоническим каверзам тьмы,
как будто зубами у дьявольской пасти.
И я в эпицентре бушующих сил
всё прячусь от взрывов, в которых лишь жала.
Опять увернувшись от пряжек и вил,
себя сберегаю от чресл и стали.
Вдруг больше не чую земли, сапога.
Внезапно я кровью чужой истекаю,
от свода, каркаса отходит нога,
и с вихрем цепляющим вдаль улетает…
В объятьях кровавой, чернеющей бойни
В широких, взбураненных, скрюченных травах,
во вспаханных почвах, бывало литых
лежат семенами отбитые главы
и хаки-остатки солдат молодых.
В окопных, размятых, углублённым нишах,
в раскрытых пещерах просторных широт
застыли, не движутся, вовсе не дышат
десятки сражённых, погубленных рот.
В объятьях кровавой, чернеющей бойни,
в зелёном и исчерна-красном плену
кровят побеждённые юноши-воины,
собой представляя кривую волну.
В распятой, уже недрожащей округе,
в кровавой трясине, где кровь как роса,
молчат, остывают господние други,
сорокам безвольно даруя глаза…
Вопросы к бывалым, умершим, иным
О, вы досточтенные, о, словописцы,
скажите, как жить, воротить словеса,
когда окружают везде прозаписцы,
когда сотрясают края телеса?
Привык обитать текстописцем средь дури,
рассказы ритмичные шить и сплетать,
быть солнечной крошкой средь слизи и хмури,
ремесленный голос без зла издавать.
Советов прошу, о, умершие гуру,
как быть неподвластным кольцу подлецов;
как видеть былинку ума среди дури;
как верить в прозрение ярых слепцов?
Не знаю, как быть рифмописцем великим,
когда стихописцев гоняют и мнут,
возносят на троны тупейшие лики.
И где-то ответы меня всё же ждут!
Люди всегда будут уходить друг от друга
Люди уходят, со мной расстаются,
будто листвою спадают с ветвей.
Нравы меняются, узы все рвутся.
Видно, пора для таких новостей.
Это закон, как сезоны в природе.
Краски весны и цветение чувств.
Жаркое лето, текущие воды.
Осень заката. Зима, когда пуст.
Выбор есть в каждом. И это их право.
Пасть в перегной у корней и ствола
иль дать ростки в ожидании славы,
позже стать ножкой иль крышкой стола.
Ныне сентябрь, и время к разлукам,
словно змея сбросит всю чешую.
В новый урок обращу свои муки.
Буду жить жизнь непременно свою.
Ненавистник в домашнем корабле
Молчит аппарат доставленья звонков.
Корытная ванна в кофейных подтёках.
Фаянсовый трон в лентах тёмных мазков.
Засоры в уме и в трёх трубных протоках.