Оранжевое небо
Шрифт:
– Откуда вы взялись, дети?
– Вон оттуда.
– Вы убежали?
– Да.
– Почему?
– Потому что мы рыжие. А они все спорят и спорят. Одни говорят: рыжие - это хорошо. Другие говорят: рыжие - это плохо.
– А что у вас в руках? Апельсины?
– Апельсины? Нет, что вы! Теперь ведь нигде не растут апельсины. Они бывают только в кино. Это оранжевые мячики.
– Какие красивые мячики! Я думал, что я ослеп. Но я вижу! Вижу ваши рыжие головы и мячики. Как вас много! Унылая пустыня расцвела яркими цветами. Но
– Нам дал их один дедушка. Старенький такой и весь сгорбленный. Возьмите, говорит, на дорожку, они не простые, а с секретом и светятся. С ними вы не потеряете друг друга. Мы взяли их и пошли.
– Вы бы спросили у него, куда вам идти.
– Он не знает. Говорит, отсюда никому не видно. Если бы кто знал, давно бы нас увели. Он сказал, чтобы мы шли и что мы обязательно что-нибудь найдем.
Только дети могут так верить и так спокойно уйти в никуда. Если плохо тут, то где-то же должно быть хорошо! Они не знают, что, кроме плохо, бывает еще совсем плохо. И пусть не знают. Пусть верят. Они поверили старику с оранжевыми мячиками. Теперь встретили меня и смотрят с доверием и надеждой. Надо идти и вести их. Не оставлять же их одних на пепелище. Но если бы знать куда...
– Дяденька, а может, вот сюда? Тут какие-то рельсы. По ним ходили вагоны, значит, они куда-то ведут.
– Нет, нет, этот старый путь нам не годится. Я ходил по рельсам. Они всегда упираются в тупик, в ничто. А если вагоны сходят с рельсов, их ставят обратно.
– А куда же тогда?
Надо выбрать хоть какой-нибудь ориентир. Под ногами пепел. А вверху? Дым рассеялся, открылась звездная карта. Она все та же с тех пор, как ее нарисовали первые звездочеты. Через миллионы лет созвездия распадутся, из ковша Малой Медведицы уйдет Полярная звезда, ибо ее ничто не связывает с этим ковшом, кроме человеческого глаза. Но пока она там, на месте, куда мы ее поставили, она нам светит. И пусть она поможет нам.
– Идемте. Девочка, а почему ты плачешь? Боишься? Нет? Так чего же? Ах, у тебя отняли мячик. Кто? Этот мальчик? Мальчик, зачем ты отнял у нее мячик? Она же без него потеряется, и мы не сможем ее отыскать. Вон что, ты хочешь, чтобы у тебя было два? А если кто-то захочет иметь три и отнимет у тебя эти два? Подумай. Тогда мы потеряем в пути и девочку, и тебя. Не хочешь потеряться? И девочка не хочет. Отдай ей мячик. Пусть у каждого будет по одному мячику.
– Дяденька, дяденька! А вон там, видите, бежит тетенька с целой авоськой мячиков.
– Вижу. Она бежит не к нам, а от нас.
– А почему?
– Она боится, что мы попросим у нее мячики. Поэтому она не хочет с нами, а хочет одна.
– Дяденька, она побежала по рельсам! Значит, она зайдет в тупик? Давай ей скажем.
– Она не поверит нам. Когда мячиков не один, а целая авоська, человек никому не верит. И ничем тут уже не поможешь. Так что пошли.
– Куда?
– Видите вон ту яркую звездочку?
– Я вижу!
– И я вижу!
– А вон та еще ярче!
– Где? Это... это не звезда, дети. Это за вами кто-то летит. Ложись!
Ну вот, опять грохот. Споры. Злоба.
– Ну что? Что тебе надо от них?
– Это изменники! Они изменили родине и делу. Или пусть они встанут под знамя, или я их...
– Перестань пылить! Какое еще знамя?
– Наше трехцветное знамя! Истина, благо, прекрасное! Высшие идеалы, ради которых стоит жить!
– Жить, а не убивать!
– Оппортунист! Предатель! Прочь!
Он выхватил пистолет. А ко мне метнулось детское тельце и с криком обхватило за шею. Грохнул выстрел. Руки разжались, скользнули мягко, не задерживаясь, по груди, по ногам. На сером пепле лежала розовая ладошка, запачканная кровью. Я опустился рядом. Это была та девочка, которой я вернул мячик.
– Маленькая моя... что же ты так? Заслонила большого дядю... Лучше бы уж я... Господи, и ты не поменяешь нас местами, не воскресишь ее. Так не бывает... Как же я тебя не уберег?
Я гладил мягкие рыжие волосы, глядел в бледное личико, на котором застыла боль. Ей было больно, когда пуля прошла сквозь ее тело. Это последнее, что она успела ощутить в жизни...
– Дяденька, а, дяденька!
– Что, дети? Что?
– Идем дальше. А то нам холодно.
– А где же этот... убийца?
– Он? Он стрелял в нас, но все его пули попали в наши мячики и отскочили, а потом полетели к нему назад... прямо в него. Мы накрыли его той тряпкой, которой он махал.
– Что ж... Он погиб во имя, а не просто так. Таких ничто не спасет. Они - счастливцы! Но девочка... Почему же мячик ее не спас?
– Она его выронила.
– Ах да... выронила... Надо ее похоронить. Помогите мне.
Мы сложили пирамидку из камней. Больше на пепелище делать было нечего.
– Дяденька, возьми ее мячик. Он теперь ей все равно не нужен.
Я взял оранжевый шарик и прижался к нему лицом. Он отозвался тихой, нежной музыкой - в нем пела душа погибшей девочки. О чем? О чем поют дети? Жила-была девочка... рыжая девочка. В некотором царстве, в некотором государстве. В своем собственном. Потому что у всех в ее возрасте свое собственное царство. Мы были вместе, помню я, ночь волновалась, скрипка пела... Неужели это было? Несгоревшее, живое... И уже ушло? Совсем, навсегда?... Пожар все-таки случился. И все это погребено здесь, среди развалин, под слоем пепла.
Зачем же я-то остался? Да, вот эти рыжеволосые дети... Они дали мне шарик. Они называют его мячиком. Потом поймут, почему старый мудрец, прощаясь с жизнью, передал им свои шарики и какой в них секрет. Почему они оранжевые... Желтый - цвет разума. Красный - цвет крови. Твои цвета, Homo Sapiens. Если их совместить, получится оранжевый. Красивый яркий цвет. Да, но вот свет? Откуда в них свет?
– Идите, дети. Я вас догоню.
Я положил оранжевый шарик на вершину пирамидки. Пусть он светит здесь среди мрака. Может, еще кто-то прибредет сюда...