Орленев
Шрифт:
восстановил в третьем акте с такой медицинской, протокольно
клинической точностью, что уклон в патологию, как я уже писал,
вызвал отчаянные нападки критики.
Почему же Орленев был так неуступчив и держался за эту
патологию? Никаких доводов себе в оправдание он не придумал,
но в разговоре с близкими часто повторял: коль скоро искусство
хочет лечить раны, оно должно к ним прикасаться. Показывать
боль и находить для нее изящную и нейтральную
разве это не бесчестно? Возможно, он заблуждается, только он не
верит в трагедию, которая хочет быть приятной. Через пятна¬
дцать лет после смерти Орленева вышел роман Томаса Манна
«Доктор Фаустус», где в диалоге героя с чертом говорится, что
в искусстве «допустимо только нефиктивное, неигровое, неприт¬
ворное, непросветленное выражение страдания в его реальный
час»28. С такой точностью Орленев не мог бы выразить свою
мысль, но думал он похожими словами, страдание в его «реаль¬
ный час» нельзя прихорашивать, таково его убеждение, он ничего
не хочет подслащивать, он, скорее, готов переложить черной кра¬
ски (в чем мы можем теперь его упрекнуть). Его ничуть не сму¬
щает, что трагедия Освальда может нарушить чей-то благопо¬
лучно налаженный покой.
Так оно и было, если судить по некоторым отзывам журналов
и газет. Я приведу всего два из многих. Автор заметки в журнале
«Театр и искусство», опубликованной вскоре после петербургской
премьеры, писал: «Когда я смотрел воспроизведенную почти
с клинической точностью картину припадка Освальда (г. Орле-
нев), я все время думал: Ибсен — великий драматург, «Привиде¬
ния» — великолепная пьеса, г. Орлонсв талантливый актер, но
вторично меня на эту пьесу ничем не заманишь. Очень хорошо,
но вполне достаточно, ибо «сыт по горло» и не считаю нужным
еще раз терзать свои нервы» 29. В топ петербургскому журналу
критик «Московских ведомостей» весной того же 1904 года упре¬
кал Ибсена и заодно с ним Орленева в том, что они представили
«безобразную картину» таких «семейных ужасов», которые «спо¬
собны в самом жизнерадостном человеке убить всякую охоту на¬
деть на себя узы Гименея»30. Такая критика только разжигала
пыл и азарт Орленева, и он играл сцену агонии Освальда с еще
большей откровенностью и бесстрашием, нарушая то чувство
гармонии, которое так обязательно в этой трудной роли, впря¬
мую соприкасающейся с миром безумия. Но и в этом случае
он был доволен, потому что его беспокойный реализм нес с со¬
бой очищающее нравственное начало и действовал на публику
инертную,
душную, как кислота на старую, грязную монету, по выражению
горьковского Сатина.
После петербургской премьеры «Привидений» слух о новой
роли Орленева пошел по России, и антрепренеры из разных го¬
родов наперебой предлагали ему выгодные контракты. Он вы¬
брал для начала давно им облюбованный южный маршрут и
в феврале 1904 года, оказавшись в Одессе, писал Чехову: «Много¬
уважаемый и дорогой Антон Павлович! Очень прошу Вас позво¬
лить приехать к Вам 16 февраля прямо с парохода. Я разъезжаю
с Ибсеном — «Привидениями» — по всей России, играю в каждом
городе по одному спектаклю и ночью уезжаю. Мне Вас очень надо
видеть: во-1-ых, отдать взятые у Вас три года назад 100 рублей;
2-ое — сообщить Вам, что предсказание Ваше сбылось: «Когда
вам, Орленев, будет 34 года, вы бросите пить и станете другим
человеком». Пить я бросил, а каким человеком покажусь Вам
16-го, сами скажете! Если бы я мог надеяться, что Вы осчастли¬
вите меня и приедете на спектакль. Начну ровно в 8 и окончу
в 1072 — всего три акта в одной декорации. Очень люблю Вас и
земно преклоняюсь. Павел Орленев» 31. По каким-то неизвестным
нам причинам отъезд Орленева из Одессы задержался и, как сле¬
дует из его телеграммы Чехову, хранящейся в том же фонде От¬
дела рукописей Государственной библиотеки имени Ленина, он
выехал в Ялту только 8 марта. С этого дня имя Орленева опять
замелькало в письмах Чехова к Книппер.
8 марта. «Получил от Орленева письмо: пишет, что едет
в Ялту, что хочет возвратить мне 100 рублей, которые взял три
года назад. Посмотрим. Играет он с Горевой в ибсеновских «При¬
зраках»; говорят — с успехом». Сроки опять сдвигаются: то ли
Орленев долго добирался до Ялты, то ли пришлось перенести
начало гастролей; но пройдет целая неделя, пока 15 марта Чехов
напишет Книппер: «Завтра здесь играет Орленев в «Искупле¬
нии», я, вероятно, пойду, если не будет дождя». Письмо груст¬
ное, в Ялте непогода, «холодище, грязь, на горах снег». И все-
таки непогода не помешала Чехову; 18 марта он написал Книп¬
пер, что видел Орленева в «Искуплении». (Почему «Искупле¬
нии»? Может быть, под таким названием шла пьеса в Ялте? Или,
может быть, Чехов считал, что оно больше подходит содержанию
пьесы?)
Дальше нас ждет полная неожиданность — суждение Чехова