Орленев
Шрифт:
о пьесе и игре не оставляет сомнений: «И пьеса дрянная и игра
неважная, вроде как бы жульническая». Как объяснить эту кате¬
горичность без оттенков? Разве только тем, что к моралистике Иб¬
сена (о чем мы уже упоминали) он относился без всякой симпа¬
тии, а Орленева ценил как актера веселого таланта, остроумного
и жадного к жизни (хотя славу ему принесли царь Федор и роли
из репертуара Достоевского), и вдруг такая тоска и мрак. Нельзя
также забывать, что
человеком за три с половиной месяца до его смерти; дотошный
клиницизм актера ничего другого, кроме раздражения, у Антона
Павловича вызвать не мог. Тем удивительней дальнейшее разви¬
тие отношений Чехова и Орленева в те весенние месяцы
1904 года.
Проходит еще шесть дней, и 24 марта Чехов пишет Книппер:
«Сегодня приходил ко мне Орленев, отдал сто рублей долгу. Не
пьет, мечтает о собственном театре, который устраивает в Петер¬
бурге, едет на гастроли за границу и в Америку. Сегодня вечером
будет у меня Л. Андреев. Видишь, сколько знаменитостей!» Да¬
лее из письма Чехова мы узнаем, что Орленев носит в кармане
портрет Станиславского и клянется, что мечтает стать актером
Художественного театра; «я советую ему поступить к вам, он был
бы у вас кстати, как и Комиссаржевская». Значит, «жульниче¬
ская» игра в «Привидениях» ничуть не уронила Орленева в гла¬
зах Чехова, он в него верит. Дальше происходит уже совсем не¬
предвидимое.
На следующий день, 25 марта, Чехов снова пишет Книппер:
«Опять приходил сегодня Орленев, просил написать для него
трехактную пьесу для заграничных поездок, для пяти актеров; я
обещал, но с условием, что этой пьесы, кроме орленевской труппы,
никто другой играть не будет». Чехов обещал, Орленев поверил
и в последующие недели до отъезда писателя из Ялты, ожидая
от него вестей, в коротеньких открытках держал в курсе своих
маршрутов (8 апреля — «Еду в Баку на два спектакля. Затем
Петровск, Дербент, Грозный...»; 13 апреля — «Еду в Пятигорск.
Сегодня сыграю и ночыо выезжаю в Екатери яодар, потом
Ставрополь» и т. д.). А Чехов 11 апреля, помня о нетерпении
Орленева, пишет В. М. Чехову в Таганрог: «Милый Володя,
я читал, что у вас в Таганроге 14 апреля будет играть Орленев.
Если ты будешь в театре, то повидайся с Орленевым и скажи
ему, что письмо его из Кутаиса я получил и что желание его, по
всей вероятности, мною будет исполнено. Также поклонись
ему» 32.
Из приведенных здесь отрывков из писем можно понять, как
серьезно, вполне по-деловому отнесся Чехов к просьбе Орленева
и что какие-то конкретные очертания эта пьеса «для пяти акте¬
ров» уже
полагают, что ничего из этой затеи не получилось бы, потому что
Чехов был тесно связан с эстетикой Художественного театра,
а Орленев и Комиссаржевская (которой он тоже обещал написать
пьесу) представляли другое направление в русском театре, по¬
строенное на свободном проявлении индивидуальной художест¬
венной воли актера. Так ли это? Можно допустить, что Чехов,
восхищаясь ансамблем Художественного театра, исключающим
возможность всякой случайности, в то же время дорожил тем
элементом неожиданности и риска, который был в игре великих
русских гастролеров. Во всяком случае, в ту свою последнюю
весну пьесу для Орленева он хотел написать, и называться она
должна была Орленев. Никаких других подробностей на этот счет
мы нс знаем.
В молодости Орленева звезды мирового театра часто приез¬
жали в Россию, и он видел Дузе, Сальвини, Баттистини и многих
других знаменитых трагиков и певцов конца века. Поток с Запада
на Восток был мощный и непрерывный. А кто на его памяти ез¬
дил из России в Европу? Однажды Савина с группой актеров
Александрийского театра — в Прагу и Берлин. До того, еще
в восьмидесятые годы, его партнерша по «Привидениям» Горева
тоже ездила в Берлин. Больше никого назвать он не мог. Когда-то,
в свой первый вологодский сезон, он прочитал в «Ниве» заметку
о гастролях русской оперной актрисы Н. В. Булычевой в Рио-де-
Жанейро. Журнал описывал, как во втором акте «Аиды», постав¬
ленной в ее бенефис, в сцене освобождения невольников русская
гостья, прервав действие оперы, «при шумных восторженных ап¬
лодисментах публики» вручила пяти неграм-рабам, находившимся
среди актеров, «формальный акт о выкупе из рабства» 1 (рабство
в Бразилии существовало до 1888 года). Заметка более чем эф¬
фектная, хотя из ее содержания неясно — то ли Булычева выку¬
пила рабов на свои гонорары, то ли какой-то бразильский филант¬
роп поручил ей эту высокую миссию. Как бы там ни было,
на семнадцатилетнего Орленева, еще недавно пытавшегося бежать
к индейцам в пампу Южной Америки, эта фантастическая исто¬
рия с участием русской актрисы произвела большое впечатление.
Он не забыл о ней и теперь. Конечно, в зрелые годы его интерес
к такой экзотике заметно убавился, но для задуманной им боль¬