Орли, сын Орлика
Шрифт:
– А, ерунда… Я всего лишь последовал велению дворянской чести.
– Итак, до встречи, капитан Бартель?
– А мы разве уже расстаемся?
– А разве вы забыли, что я шла к вечерней мессе?
– Да, но…
– Так я пришла!
Девочка махнула рукой вправо. Григорий осмотрелся и увидел там небольшой католический собор.
– А вы не пойдете со мной, капитан?
– Нет-нет, я, знаете ли, протестант.
– А, понятно… Вы гугенот?
– Это французское слово, а не шведское. Чтобы не вдаваться в детали, можете считать – да, гугенот.
Не объяснять же этой девочке, что хотя он формально перешел в католичество, в душе до сих пор остается православным, так что не слишком охотно посещает мессы.
– Что же, шевалье, тогда ждем вас послезавтра…
Она назвала адрес, церемонно поклонилась и направилась в собор. Григорий пошел в противоположную сторону, глубоко задумавшись.
Не то чтобы юная парижанка так уж влекла его, запала в душу… Если честно, гетманыч до сих пор не оправился после того, как тринадцать лет назад Семен Пивторак навсегда увез из Стокгольма юную Софийку. До сих пор прощальные слова презрения и ненависти, в приступе отчаяния написанные старым казаком, жгли огнем душу Григория – хотя давно уже развеялись пеплом.
Но после того случая сердце Григория зачерствело, покрылось тонким, но все же крепким панцирем скепсиса. Равнодушным спокойным взглядом он взирал на девушек – потенциальных невест, зная при этом, что никогда не полюбит ни одну из них.
Тем более – никогда не вступит в брак.
Никогда, никогда в жизни!..
Да и не только незаживающие раны сердца, но и внешние препятствия мешали этому намерению. Ведь он с легкостью менял имена, становился то лейтенантом де Лазиски, то гвардии капитаном Бартелем, то кем-то еще… В общем, мог назваться как угодно, только не настоящим своим именем: Григорий Орлик, сын украинского гетмана, вождя казацкой нации Пилипа Орлика. Если же строить серьезные отношения с конкретной женщиной, если думать о браке – как тогда не познакомить свою избранницу с семьей? По крайней мере, с доброй матушкой Ганной, поскольку отец до сих пор находится под домашним арестом в Салониках…
Но ведь это же полное безрассудство! В самом деле, доверять себе самому он мог, а вот полагаться на способность гипотетической жены держать язык за зубами и никому-никому в мире не разболтать о месте пребывания членов его семьи…
А как же быть с вездесущими московитскими ищейками?!
Нет-нет, что угодно, только не это!
Но юная парижаночка…
Бедная, однако очень уверенная в своем будущем Жанна-Антуанетта Пуассон…
Бесспорно, это особый случай!
Хотя одним-единственным прикосновеньем хорошенькой ручки сердечных ран гетманыча девочка не исцелила, все же своей непосредственной верой задела Григория за живое, взбудоражила его развитое воображение.
Сразу видно, сколь близко к сердцу восприняла она слова гадалки. Как там ее зовут? А-а-а, точно: мадам Фелиция! Подумать только: поверить, что непременно станешь королевой Франции (при живой-здоровой королеве!) – и вести себя с едва знакомым иностранцем истинно…
Да, без преувеличения, девочка держалась с Григорием, словно уже сидела на троне рядом с его величеством Луи XV!
«Можете рассчитывать на мою благосклонность, любезный шевалье».
Ишь, панночка!..
Причем произошло это именно здесь – в загадочном, непостижимом Париже, где грешное перепуталось с праведным.
В городе, где, возможно, в конце концов решится судьба его отца, их многострадальной семьи… а также всей Украйны!!!
Дай-то Боже!..
В таком приподнято-философском расположении духа Григорий блуждал заснеженными парижскими улочками, пока они не потонули в ночной тьме. Только тогда вернулся к «Отелю де Пост».
А здесь его с нетерпением ожидал посланец маркиза де Шовлена: министр иностранных дел желал немедленно видеть гвардии капитана Бартеля, а тот весь день шатается неизвестно где! Немедленно к министру!!!
– А не слишком ли поздно? – вежливо переспросил у посланца Григорий. – Может, лучше завтра?
– Не считаясь с поздним временем, его светлость до сих пор работает и ожидает капитана.
– Да ведь…
– Ради вашего свидания маркиз велел даже разбудить его посреди глубокой ночи. Хотя не исключено, что его светлость проработает до утра.
– Если так, тогда…
– Прошу немедленно пройти за мной, месье Бартель!
Посланец нырнул в длинный коридор, проследовал в кухню и выбежал через черный ход; Григорий бросился следом. Здесь их ждал экипаж с завешенными окошками.
– Куда вы подевались, месье Григор?!
Такой недовольной фразой встретил гостя маркиз де Шовлен. Хорошо, что хоть где-то в Париже его называют настоящим именем, подумал Орлик. А вслух сказал:
– Гулял по городу.
– Просто так гуляли или с какой-то определенной целью, позвольте поинтересоваться?
Разговаривая с гостем, министр обмакивал большое гусиное перо в чернильницу, стоявшую перед ним, и выводил на листе бумаги какие-то символы. Впрочем, Григорий так и не смог разглядеть, что именно пишет де Шовлен: ведь вместо чернил в чернильнице была прозрачная жидкость, поэтому от написанных лишь минуту назад строк на бумаге не оставалось ни единого следа. В воздухе пахло лимоном [10] . Та-а-ак, все ясно…
10
Надпись, сделанная лимонным соком или его раствором, невидима (особенно если бумага имеет желтоватый оттенок), но при несильном нагревании буквы приобретают темно-коричневый цвет.
– Ваша светлость! Даже гуляя по городу просто так, можно проводить рекогносцировку.
В самом деле, не рассказывать же маркизу о приключении с юной и бедной Жанной-Антуанеттой Пуассон!
Будущая королева…
Де Шовлен зыркнул на гостя исподлобья, неразборчиво промычал, потом махнул в воздухе пером и указал на стул, стоявший около стола:
– Садитесь.
– Я могу и постоять, если…
– Месье Григор, я не люблю повторять дважды!
Пришлось сесть. Тогда министр продолжил:
– Итак, месье Григор, с последней дипломатической почтой мы получили настолько поразительные новости из столицы Российской империи, что я, честно говоря, не берусь предсказать вашу реакцию.
– То есть?..
Григорий заподозрил что-то необычное, с тех пор как услышал от посланца о намерении маркиза работать до утра и о приказе в случае чего разбудить его даже посреди ночи – лишь бы увидеться с «капитаном Бартелем» как можно скорее.
– Если верить нашему источнику, девять дней тому назад… – де Шовлен умолк, что-то прикинул мысленно и сказал: – То есть, учитывая время суток, уже десять дней тому назад в Санкт-Петербурге оспа отняла жизнь у его императорского величества Петра II.