Орлиное гнездо
Шрифт:
Они были узницы – как бы их ни содержали.
Госпожа Кришан и Марина легли спать на одну кровать – здесь была только одна кровать, пусть и пышная и просторная, с резными столбиками и пологом. Марина отодвинулась от матери на самый край: она не привыкла, чтобы во сне ее касался кто-нибудь, кроме мужа. Да и его не всегда до этого допускала.
Марина тут же уснула, перевернувшись на живот и свесив одну руку до пола. А госпожа Кришан еще долго ворочалась и вздыхала на своей половине постели. Уснула она со скорбным выражением, которое в последние
На другой день их никто не будил – и обе женщины выспались всласть; проснулись во внезапном испуге, что пропустили какую-нибудь церемонию. Но будь это так, их, конечно, уведомили бы.
Не так страшен князь… как его малюют.
Им опять принесли горячую воду, и опять накормили – улыбаясь, кланяясь, но ничего не говоря; теперь даже Марина с трудом скрывала свое беспокойство. Мать же ее от тревоги за мужа и сыновей вообще не находила себе места.
А ближе к обеду их вдруг вызвали – наконец-то!
Это оказался не князь: а та самая особа, с которой Марине так загорелось встретиться в первый день в Тырговиште, - молодая княгиня, жена Дракулы Елизавета.
Сей высочайшей госпоже очень любопытно стало познакомиться с двумя трансильванскими женами, о которых она успела столько переслышать. Известив о приглашении, им дали время приготовиться, оставив в комнате вдвоем.
Катарина ужаснулась, услышав, как скоро исполнилось желание дочери; она тихонько взмолилась к небесам о помощи, а потом начала давать Марине быстрые испуганные наставления, как себя держать. Марина слушала, в нетерпении переминаясь с ноги на ногу и раздувая ноздри, - а потом махнула на мать рукой.
– Ах, матушка, оставь! Княгиня же не глупа! Поймет, каково нам тут!
– Ах ты, греховодница, - ахнула мать. Она смотрела на нее и сердито, и разочарованно, и очень тревожно. – Поймет княгиня, говоришь ты! А почем ты знаешь, какова княгиня, - и что прикажет с тобой сделать за твой язык?
Марина изумленно посмотрела на мать.
– А что она может сделать, при таком муже? – спросила Марина, понизив голос.
– Да и какова бы она ни была, - тут боярская дочь перешла на шепот, - при своем князе она может быть только овечкой!
Катарина покачала головой.
– Глупа ты еще, - прошептала она скорбно. – Мы не знаем, сколько сей великой жене здесь дозволено; женская власть вовсе не так проста, как тебе кажется…
Марина вздохнула, потом еще раз поправила косы, уложив получше под покрывалом, и покрасивей разложила на плечах и груди жемчужное ожерелье. – Ну, мы готовы, - она со вздохом величественно выступила из комнаты, прежде, чем мать успела ее удержать. Госпоже Кришан оставалось только последовать за своим страшным детищем.
Вестники молча повели их куда-то – какими-то коридорами, закоулками, дверями; иногда встречались грозные, как тяжелорукие вооруженные статуи, стражники, иногда – проворные, стройные и нарядные служители и служительницы. И вот наконец они пришли.
Перед ними торжественно распахнулись двойные двери, и обе трансильванские жены вступили в высокий покой – такой же пестрый, прихотливый, как их собственный, но куда просторней и роскошней. Еще не успев никого увидеть в этой византийской вязи – как будто тут выставил напоказ все свои богатства маленький Царьград, – Марина и Катарина низко склонились; и не выпрямлялись до тех пор, пока им не велели это сделать.
Мелодичный женский голос, прозвучавший из глубины комнаты. А потом они узрели и его обладательницу.
Черноволосая и стройная княгиня Елизавета оказалась и в самом деле молода – немногим старше Марины; молода и красива. Но мысленно Марина удивилась: она ожидала большего, таких женщин в Валахии, да и в Венгрии было множество. “Иоана собой лучше”, - с гордостью подумала она.
И тут же испугалась, что княгиня может прочесть на ее лице эту мысль, и отвела глаза.
А та быстро и величественно встала с места и легкой поступью приблизилась к ним. Елизавета приветливо улыбалась, очевидно, чтобы рассеять их страх. Марине же вдруг стало досадно, что она обязательно должна была бояться, - она покраснела и прямо посмотрела на властительницу.
– Добро пожаловать, - просто проговорила княгиня: ничего особенного, миловидная женщина, каких тысячи! – Садитесь вон в те кресла, я прошу вас разделить со мною трапезу.
Тут обе гостьи догадались еще раз низко поклониться.
Елизавета весело рассмеялась.
– Не бойтесь!
Когда все три женщины уселись – кресло княгини было не выше, чем кресла гостей, - хозяйка с улыбкой сказала:
– Я очень рада знакомству с такими благородными женами.
Она помедлила и спросила боярыню:
– А где же твоя младшая дочь, госпожа Катарина, - Иоана, которая замужем за княжьим отроком Корнелом Испиреску? Госпожу Иоану также приглашали ко двору. Я наслышана о ее красоте и добронравии и была бы рада видеть ее у себя.
Катарина мгновение помешкала, потом ответила, опустив глаза:
– Иоана, к несчастью, тяжело заболела – она не смогла приехать. Покорно прошу княгиню простить нас.
Длинные насурьмленные брови Елизаветы сошлись, она перестала улыбаться.
– Да, большое несчастье… Что ж, надеюсь, что Иоана скоро поправится. Жене негоже так долго жить в разлуке с мужем – это против Божьих заповедей.
Госпожа Кришан глядела на это искусно накрашенное спокойное, приветливое лицо и внутренне трепетала.
Княгиня же опять милостиво улыбнулась и посмотрела теперь на Марину.
– Пока мы все трое свободны, я желала бы побольше услышать о вашем прекрасном лесном крае – который, к несчастью, знаю еще так мало.
Госпожа Кришан мысленно снова вознесла мольбу к небесам – спрашивая себя, хватит ли ума у такой самонадеянной дикой девчонки, как ее дочь, понять, что может крыться за подобною любезностью. Но переглянуться с Мариной она уже не могла – княгиня Елизавета не сводила с них своих добрых, ясных глаз.