Оружие Вёльвы
Шрифт:
Другие женщины, постарше, выстроились за ее спиной. По воле норн теперь она, самая молодая, заняла в этом доме главенствующее положение.
– Привет и здоровья тебе, госпожа Ингвёр! – Хольти знал, что теперь должен поклониться ей первой. – С большой печалью встретил конунг весть о том, что госпожа Трудхильд призвана Фрейей в число ее помощниц, а тебе он шлет свой почтительный привет и надеется, чтобы ты не хуже нее сможешь нести обязанности его вирд-коны и даровать ему еще много лет жизни и славы.
– Привет мой конунгу! Здоровье не позволило ему приехать самому?
– Увы, нет. С тех пор как госпожа Трудхильд исторгла свой дух, он не имеет
– Мы не должны медлить, – посоветовала Бергдис, видя на лице дочери досаду. – Иначе можно не успеть. Конунг дал тебе что-нибудь? – обратилась она к Хольти.
– Он дал мне свою сорочку и приказал ее надеть. Он сказал, что поскольку я принадлежу ему, то в его сорочке я буду все равно что он, только пошустрее, – добавил Хольти, видя удивление на лицах женщин вокруг.
– Так можно, – подтвердила Льотунн. – Не куксись, Инге, конунг ведь не жениться его прислал.
Ингвёр не выдержала и рассмеялась. Ей причиняло досаду, что в начале своего пути она не получит самого конунга. Она уже воображала, как славно будет ей, юной девушке, повелевать властным стариком; думая об этом, она чувствовала себя настоящей богиней. Конунг, правящий Свеаландом вдвое дольше, чем она живет на свете, выпивший жизнь нескольких своих младших родичей, переживший вот уже двух вирд-кон, станет малым ребенком в ее руках! От нее получит новую жизнь! Затесавшийся между ними раб казался ей совершенно лишним.
– Это не раб, это конунг, – терпеливо пояснила Льотунн. – Старый, как дубы на мысу у Кувшинковой заводи, и одновременно малый, как новорожденный. Ничего не выйдет, если ты будешь видеть в этом парне раба, а не конунга. Лучше забудь, что ты его знаешь. Соколиный убор тебе поможет.
Ингвёр только вздохнула и бросила на Хольти недовольный взгляд. Будь кто-нибудь другой, незнакомый человек, ей было бы легче видеть в нем конунга. Но не замечать Хольти ей будет трудно.
Хольти ждал снаружи, слушая, как внутри теплого покоя стучат бубны и раздаются знакомые вопли. Потом высунулась молоденькая девушка и позвала его – новая младшая из помощниц, сменившая Ингвёр.
С конунговой рубашкой в руках, Хольти вошел. В середине помоста стояло трехногое сидение, а на нем восседала «малая вёльва». Та же была синяя накидка, тот же соколиный убор – птица на голове, кожаная бахрома, закрывающая лицо. Но хотя Хольти не впервые увидел эту загадочную фигуру женщины-птицы, сознание того, что под всем этим ныне скрывается Ингвёр, почему-то лишь добавляло жути. Стройная даже под широкой накидкой, она была куда больше похожа на воплощение Фрейи, и ощущение присутствия божественных сил, под стук бубнов и пение женщин, стало острее прежнего. На него накатило чувство красоты и прелести, которую он знал, хоть сейчас и не видел, – и вместе с тем грозных сил женской ворожбы, которая гремела голосами бубнов и испускала вопли вокруг него. Такова Фрейя, что внушает восхищение и трепет, поглощает умирающих и возвращает их возрожденными в мир живых. У нее девять имен и девять обликов, и главная трудность в том, что не знаешь, какой она тебе явится.
Бергдис, не прерывая пения, кивнула ему: делай как уговорились. Глубоко вздохнув, Хольти положил конунгову рубаху на край помоста и стал развязывать пояс. Бой бубнов и пение отдавались в его жилах и костях; все в нем тряслось в этом колдовском ритме, и казалось, вот-вот его собственная душа улетит прочь, изгнанная ворожбой, а ее место займет душа конунга. Вот почему для этого нужен раб, у свободного так просто душу
Хольти снял свою сорочку и вместо нее натянул конунгову. Она плохо гнулась, и от нее веяло душным запахом стариковского несвежего пота. Но постирать ее перед обрядом было нельзя – со стиранной чары не сработают. Невольно кривя нос, Хольти одернул ее на себе – она была ему коротка и широка, – и направился к помосту. Не прислушиваясь к заклятьям, выпеваемым девятью женскими голосами, он следил только за тем, чтобы не споткнуться.
«Малая вёльва» на помосте отставила в сторону посох, которым тоже отбивала ритм, и поманила его ближе. Хольти видел свежие руки юной девушки, и эти руки слегка дрожали. Движение руки показало ему – встань сюда. Удары в бубны и напевы не прекращались, торопили, подталкивали. Хольти встал на колени вплотную к сидящей вёльве, прижавшись к ее бедрам. Оказавшись почти вплотную к ее телу, Хольти содрогнулся: его пронзил острый приступ влечения, а еще тревога, что это неуместное живое чувство помешает тому, что задумано. Вместо человеческого лица совсем рядом с его лицом была голова сокола; сама Фрейя в облике птицы смотрела ему в глаза, страх мешался с живыми порывами и боролся с ними. Это существо властно тянуло к себе, но что будет, когда он уступит и окажется в ее власти?
Не открывал глаз, Хольти смутно чувствовал, как эти же дрожащие руки обвиваются вокруг его шеи, потом груди, обматывая шерстяной нитью. От ритма бубнов его шатало, и кто-то подпирал его сзади, чтобы не упал. Потом его потянули назад, он отошел. Ритм бубнов стал замедляться.
Старый Бьёрн получил новый срок жизни. Но Хольти не мог отделаться от чувства, что это он родился заново, причем не рабом, а кем-то куда более значительным.
Назад его отослали на следующее утро, велев по прибытии в Уппсалу осторожно снять с себя нить, свернуть в клубок и отдать конунгу, чтобы носил при себе хотя бы три дня. Потом сжечь. Госпожи вёльвы он до отъезда больше не видел, да и не стремился к этому, но еще долго ему снились ее упругие теплые бедра и ощущение ее рук у него на шее…
Конунг к его возвращению в Уппсалу уже настолько оправился, что встал с постели и сказал, одобрительно похлопывая любимого раба по плечу:
– Отъезда наш в Валгаллу пока отложен. Но не грусти – это от нас не уйдет.
И впервые Хольти подумал: если в Валгалле будет хотя бы часть пережитого в доме вёльвы, то может, оно и неплохо.
Глава 2
Обрадованный своей новой бодростью, Бьёрн конунг готов был немедленно послать собранные корабли к Ольховому острову, где стоял с войском строптивый внук, но пришлось повременить: наступал праздник Середины Лета, обязательное перемирие, как и всякий священный день.
Эйрика этот день застал не там, где его полагал находящимся дед: примерно на переход севернее, на одном из скалистых остров Норрстрёма, на пути от Бычьего залива. Небольшой, на двадцать весел корабль, принадлежащий Сиггейру Ухмылке, на обратном пути принял двух женщин. Одна, немолодая рабыня с белесыми бровями и ресницами, ничьего внимания привлечь не могла, зато вторая… Закутанная в длинный серый плащ, несмотря на теплый день, она сидела на корме, возле своего большого ларя, ее волосы скрывал серый чепчик, а лицо – черная кожаная маска. При ярком свете глаза колдуньи в прорезях маски сверкали, как роса под солнцем, и у каждого из хирдманов на веслах от этого блеска мороз пробегал по спине, несмотря на усилия в гребле.