Оружие Вёльвы
Шрифт:
– Я онемел… – прохрипел Эйрик.
Никакой самый роскошный наряд не мог бы потрясти больше, чем его полное отсутствие.
Снефрид стояла перед Эйриком, непринужденно придерживая на себе рубашку и делая вид, что ее не заботит, много ли ему видно. Судя по его лицу – достаточно много, чтобы сбить с толку. Собственной сорочкой, если собираешься использовать ее как полотенце, нельзя обернуться целиком, от плеч до бедер. Часть живота осталась на виду, и взгляд Эйрика все время тянуло туда.
– Я думал, – он сглотнул, – я подумал, тут чужое
– Это я должна оберегать тебя, Эйрик конунг! Для этого я последовала за тобой. Но раз твоя судьба начинает новую нить, мне нужно было изменить облик. В прежнем виде я не слишком-то годилась тебе в спутницы. Люди, пожалуй, стали бы смеяться, что-де Эйрик конунг отправился на войну, держась за подол своей старой няньки. Я смыла с себя двадцать пять лет, и теперь мне всего лишь двадцать четыре. Что скажешь – я уже не так бледна и морщиниста?
Слишком полно вообразив себя своей теткой, Снефрид испытывала неподдельное ликование от того, что теперь не уступает Эйрику молодостью и привлекательностью. Но разуму Хравнхильд было почти пятьдесят, за ее посвежевшими белыми плечами оставался жизненный опыт и привычка делать что хочешь, ни перед кем не держа ответ. Она была бы горда и счастлива, что может предстать перед ним такой прекрасной; способность внушать желание не пугает ее, а беспредельно радует. Да ведь Хравнхильд, – Снефрид пришла в ужас от этой молнией сверкнувшей мысли, – пожелала бы соблазнить Эйрика, прямо сейчас, чтобы обновить свое молодое тело, как новое платье.
– Ну как – нравится?
Снефрид бросила сорочку на землю и победоносно улыбнулась, глядя, как у него раскрылись глаза.
Ответить ей он не мог – пересохло в горле, все слова забылись.
– Привыкай, – добавила она, не дождавшись ответа. – Нам ведь какое-то время придется провести вместе.
– Хоть всю жизнь… – пробормотал Эйрик, скользя взглядом по ее телу.
На лице его был написан порыв вожделения, но робость перед мощью колдовства мешал дать ему волю – без приглашения. Он всей душой верил, что видел, как пожилая женщина превратилась сначала в лебедя, а потом в молодую женщину. Его потрясенные глаза это помнили, и даже если бы Снефрид сейчас рассказал ему всю правду, он был ей не поверил.
Снефрид охватило воодушевление. Вот как бывает, когда на тебя смотрят, как на богиню!
Она уже почти высохла, и следовало одеться – Мьёлль уже приготовила ей чистую сорочку и синее льняное платье. Одеваясь, Снефрид замечала, что Эйрик разглядывает ее, как тогда в доме Хравнхильд, будто ощупывает, и на лице его отражается работа мысли. О Фрейя! Ему хватает наблюдательности понять – это то же самое тело, на которое он смотрел уже три дня. Сейчас он догадается, что вся разница была только в маске.
– И ты теперь всегда… будешь такой? – Эйрик подошел к ней ближе.
– Ну конечно. – Снефрид обвязала вокруг талии тканый пояс. – Я же тебе сказала.
– Это
Снефрид засмеялась, словно его недоверие казалось ей глупым и детским.
– Ну ладно, потрогай!
На миг Эйрик опять прикрыл глаза, одновременно обнимая ее одной рукой. Второй рукой он чуть-чуть коснулся ее лица, самыми кончиками пальцев; эти пальцы дрожали, и Снефрид подумала, что ему, как видно, все эти девять лет не случалось испытывать такого смятения. Его рука была жесткой и теплой, и ей самой было, пожалуй, приятно. Он осторожно провел по ее щеке, по лбу, по виску. Коснуться губ не решился, но смотрел только на них. Снефрид ощущала, как вздымается его грудь, как пробегает дрожь по мышцам.
На ее шее его рука замерла, но Снефрид чуть слышно фыркнула, будто смеясь над его нерешительностью. Тогда его ладонь скользнула ниже, жадно обхватила ее грудь и сжала. Эйрик выдохнул и резко вжался в Снефрид бедрами; невозможно было не замечать, как сильно там выпирает нечто твердое…
Снефрид засмеялась и подалась назад.
– Ну… – от волнения она тоже дышала неровно, – теперь ты веришь… что это не морок?
Отвечать он не мог, но его тело уже все сказало ей.
– Но ты… огорчаешь меня… Эйрик конунг, – добавила Снефрид, стараясь вернуть этот разговор в пределы разумного.
Она все-таки не Хравнхильд, она хочет убедить его, а не овладеть им прямо здесь, под соснами!
– Я? – Он открыл глаза, с трудом собираясь с мыслями. – Почему?
– Ты не слушаешь меня. Я предупредила тебя не ходить за мной, и вот ты здесь. Пока все обошлось, чары не причинил тебе вреда. Однако дело может обернуться куда хуже, если ты нарушишь другой запрет.
– Какой? – хрипло спросил Эйрик.
На лице его мелькнула тревога: а что если продвигаться дальше на этом пути не дозволено?
– Слушай меня внимательно, – Снефрид снова придвинулась и положила руку ему на грудь.
Может, ей бы стоило отложить разговор о деле, но она чувствовала: надо использовать этот случай, пока он потрясен и внимает ей, будто богине. Пока чудо, которое он видел своими глазами, не ослабело в памяти.
От ее прикосновения по его телу опять прошел трепет, и он снова попытался ее обнять, но Снефрид попятилась.
– Посмотри мне в лицо, – мягко, но властно велела она.
Эйрик повиновался.
– Сейчас твоя судьба на переломе, – негромко сказала она, и впрямь чувствуя себя всеведающей и всемогущей. – На какое-то время я запрещаю тебе призывать Одина-Бурого. Ты можешь сражаться, но должен делать это, как обычный человек. «Боевую ярость» ты не должен призывать, иначе случится большая беда. Ты слышишь меня?
– Да. – Брови Эйрика слегка сдвинулись, взгляд прояснился: речь зашла о чем-то важном и понятном для него. – Почему?
– Нить твоя начата заново, и сейчас она еще слишком тонка и уязвима. Когда она окрепнет и сила зверя перестанет грозить смертью твоему духу, я тебе скажу. Не забудь.