Оружие юга
Шрифт:
"Судя по тому, как ты это говоришь, ты, конечно, веришь в это." Голос его жены еще отдавал сарказмом, но гнев уже ушел с ее лица, оставив после себя лишь грусть. "Я не сомневаюсь, что если бы Джефферсон Дэвис поручил тебе возглавить военную кампанию в аду, чтобы добыть там уголь для наших очагов, ты бы просто сказал мне, как всегда: 'прощай' и отправился бы туда безо всяких возражений."
"Может быть, так и было бы." Ли представил себе это и рассмеялся. "Скорее всего так, я полагаю. Я был бы уверен, что вернусь с этим углем, или, по крайней мере, дал бы чертям такого жару, что они запомнили бы его надолго." Это, наконец, заставило Мэри улыбнуться. "Я даже не сомневаюсь в этом." Одна из ламп в столовой замерцала и погасла,
"Половина одиннадцатого," - ответил Ли, взглянув на свои карманные часы.
"Да, уже поздно," - заявила она.
– "Поможешь мне подняться наверх?"
"Конечно. Сейчас, только решу проблему с освещением." Он открыл ящик серванта и взял свечу, которую он поджег от лампы, которая еще горела. Он поднялся в спальню, где зажег еще две, а затем снова быстро спустился вниз. В доме царила тишина - его дочери и Джулия уже отправились спать. Колеса коляски Мэри загрохотали по половицам, когда он поднимал ее по лестнице. Опираясь на перила а главным образом на него, она добралась, наконец, до второго этажа. Он повел ее в спальню. Она села на кровать и он подал ей сорочку. "Да, спасибо," - сказала она. Он помог ей избавиться от одежды, туго стягивающей талию, которую она носила в течение дня. Благодаря многолетней практике, он справлялся с ее одеждой так же легко, как и со своей собственной. "Спасибо," - еще раз сказала она ему. "Я буду скучать по твоим ласкам когда ты уедешь."
"Точно будешь?" - спросил он. В этот момент его рука случайно задела на ее левую грудь. Это не было намерением разжечь ее страсть; годы и трудные времена взращивания голодных младенцев сказались на нем. Но тело его жены по-прежнему привлекало его. Их долгие разлуки превращали каждую встречу в новый медовый месяц. Его голос сам по себе вдруг стал хриплым. "Ты не будешь возражать, если я задую свечи?"
Она, конечно же, поняла его; после тридцати трех лет брака она всегда понимала его. "Ну, если тебе не помешает моя ночная рубашка в такой темноте," - ответила она.
"Думаю, я справлюсь с этой проблемой," - сказал он. Затем встал и задул две из трех свечей, затем задумчиво взял последнюю и поставил на тумбочку у кровати. Комната погрузилась в темноту, когда он задул последнюю свечу.
И вдруг он почувствовал привычный резкий приступ боли в груди. Он протянул руку к тумбочке и взял пузырек с маленькими таблетками, что подарили ему ривингтонцы. Он положил одну под язык. Боль исчезла. Бутылочка не издала ни звука, когда он поставил ее обратно; он вспомнил, что таблетка была последней. Когда сон погрузил его в свои объятия, он напомнил себе, что нужно будет запастись большим количеством нитроглицерина, прежде чем отправиться в дорогу. Высокомерие ривингтонцев, конечно, было неприятным, но их возможности пока оправдывали это.
По прямой, от Луисвилла до Ричмонда было около 460 миль. Но Ли это не радовало. По железной дороге выходило почти в два раза дальше. Через Вирджинию и Теннесси до Чаттануги поезда еле-еле карабкались по обледеневшим рельсам. На самом деле это напоминало неторопливый полет вороны. При такой погоде это заняло три дня. Впрочем, Ли был рад такой возможности восстановить свои моральные силы.
"Было бы неплохо поупражняться в остроумии с южанином или даже с янки в нашем вагоне, чтобы затем спокойно отойти ко сну," - сказал он Чарльзу Маршаллу. Тот сидел, выпрямившись на всем протяжении отъезда из Ричмонда, что, очевидно, доставляло ему меньшее удовольствие, чем проведение такого же количества времени в седле.
Майор Маршалл был моложе и бодрее, но такая поездка также угнетала его. Он закивал так энергично, насколько позволяли ему мышцы шеи. "Ведь у нас есть вагоны для некурящих и вагоны-рестораны с туалетами. Почему бы не сделать специальные спальные вагоны? Они позволили бы человеку ездить по
Извозщик, который доставил Ли и Маршалла от железнодорожной станции до отеля, оказался, на удивление, белым человеком. Их локомотив, пыхтя, отправился к железнодорожному депо, зданию из кирпича и камня с причудливо искривленной крышей и с продольной аркадой в полтора этажа с рядами окон.
Еще двое белых в холле отеля подхватили их багаж. Ли смотрел на это со все более нарастающим любопытством; в любом южном городке, на их месте были бы черные рабы. Кучер заметил его недоумение. "У нас осталось не так много негров," - сказал он. "Большинство из них убрались на север вместе с янки, когда они отступили, а те, что остались, слишком выпендриваются. Как это они называют, а, вот - мы эмансипированы теперь и не будем работать за деньги, меньшие, что вы платите белым."
Вы еще не отказались от мысли заставить их вернуться обратно в рабство?" - спросил Маршалл. Он сопровождал Ли, потому что был юристом, наиболее подкованным в этой области из всех помощников генерала.
"Двое уже погибли при этом, и их негры сбежали, чтобы присоединиться к бандитам в горах," - прокомментировал кучер угрюмо. "Многие считают, что это ничего не изменит, даже если Форрест наведет свой порядок и в городе."
"После того, как человек побывал вольным, трудно убедить его в обратном, даже с армией за его спиной," - сказал Ли. Кучер бросил на него странный взгляд, но, тем не менее, кивнул.
После Чаттануги железная дорога пересекла реку у Бриджпорта и быстро вторглась на территорию штата Алабама. Здесь Ли и Маршалл пересели на железную дорогу Нашвилл - Чаттануга и продолжили поездку на северо-запад к столице штата Теннесси. На этих землях, быших долгое время в руках федералов, негров почти не было видно. Ли спрашивал сам себя, сколько же их затаилось в здешних обширных лесах с винтовками в руках, и что будет, если им вздумается атаковать поезд. Иногда, на остановках, Ли выходил погулять на несколько минут. И всякий раз к нему подходили мужчины в изношенной серой форме или просто в штатском, чтобы пожать ему руку или просто посмотреть на него. Это слегка напрягало его. То, что политики часто прибегали к такому способу завоевать себе популярность у избирателей, не нравилось ему.
Интересно, если он станет президентом Конфедерации, какой из него получится политик. Здание станции в Нашвилле, в отличие от Чаттануги, было каменным и квадратым, с зубчатыми стенами и башнями на каждом углу. Отсюда он направился на север, в штат Кентукки. Звезды и полосы по-прежнему были популярны там. Собственный синий флаг Кентукки однако попадался чаще на его глаза, как бы показывая тем самым, что люди там больше думали о своей собственной родине, чем об обеих странах, конкурирующих за их приверженность к ним. Для Ли, которому Вирджиния была более дорога, чем в целом Соединенные Штаты, это казалось нормальным. Мужчины в форме Конфедерации все так же подходили к нему на каждой остановке. Впрочем, как и люди в синей форме: уроженцы Кентукки сражались на войне с обеих сторон, причем больше на стороне Союза, чем Конфедерации. Федералам также было интересно пообщаться с ним, как и их близким родственникам, воевавшим за юг.
"Ну что, южане, вы нападете на нас снова, если мы проголосуем, чтобы остаться в США?" - спросил капрал в синем на станции Боулинг-Грин, где федеральный генерал Альберт Сидни Джонстон держал свой штаб в начале войны.
Ли покачал головой, пытаясь выбросить из головы мысли о Джонстоне, погибшем под Шилоу. "Разумеется нет, сэр, мы намерены признать результаты голосования, какими бы они ни были, если, конечно, они будут свободными и честными."
"Уверен, вы говорите откровенно" - заметил экс-капрал. "Говорят, что на войне вы просто дьявол, но я никогда не слышал о вас, как о лжеце."