Осенние дали
Шрифт:
Больше из него ни одного слова не выжали.
Дожди, ливни сыпали все гуще, грунт на трассе раскисал, портились дороги.
В середине июня, к полудню, гроза, проходившая стороной через деревню Бабынино и Васютинский переезд, краем серебристо-голубой, мутной тучи захватила чашинский отрезок трассы. Землекопы, мостовщики, тачечники потянулись в столовую. Часть строителей перед обедом побежала окунуться в Омутовку, что лениво струилась в низинке за дубами; среди них находились Варвара Михайловна, Забавина; Молостов и мужчины шли отдельно.
Минут пятнадцать спустя к трассе подрулил облдоротделовский газик. Камынин узнал, что Чашинский участок остался без камня, — об этом говорили на летучке, — и решил проверить. Кроме того, он истосковался по Варе; хоть бы голос ее услышать.
Вместе с Хвощиным они направились к «штабному» шалашу. Навстречу им вышла Баздырева в солдатском ватнике, в резиновых сапогах, с щекой, перевязанной суровым полотенцем: у нее дергало зуб. Словно поняв состояние начальника строительства, она, чуть шепелявя из-за боли, обратилась к тачечнице:
— Где наша фельдшерица? Позвать бы, дело у меня.
Никто не ответил. Баздырева удивленно переспросила:
— Нету ее, что ли?
— В речка мыться убежал, — ответила соседка по шалашу тетя Палага, невысокая большеротая мордовка с крупными загорелыми руками, и потупила глаза. Голову ее покрывал красный цветастый платок, повязанный так, что спереди торчали два рога.
И даже те, кто не знал, в чем дело, поняли: здесь что-то скрывается. Особенно остро это почувствовал сам Камынин. Он сделал вид, будто не обратил внимания на вопросы Баздыревой, и обычным, деловым тоном спросил:
— Пройдем на трассу, Матрена Яковлевна? Сколько погонных метров вымостили сегодня? Как у вас с подвозкой камня? Где Молостов?
И тут наступило еще более длительное молчание. Только что вернувшаяся с речки Забавина словно не сдержала улыбки и закрылась локтем. Отвратительная догадка мелькнула в голове Камынина: неужели отсутствие жены имеет какую-то связь с отсутствием дорожного техника? Очевидно, эта мысль отразилась в его вдруг закосивших глазах. Все стали избегать его взгляда, а прораб сказал как мог будничней:
— Я Молостова недавно у шалаша видал. Небось тут где-нибудь, сейчас подойдет.
— Я его поищу, товарищ Камынин, — проговорила Маря Яушева с каким-то болезненным сочувствием. — Вы идите пока на трассу, а я найду и пришлю.
— Где найдешь? — вдруг бесстыдно, отчетливо сказала Забавина, поправляя черные, густые, подмокшие на шее волосы. — По ягоду они пошли. И техник наш, и фельдшерица. Сейчас я с ними вместе купалась на Омутовке. Днями грибы собирали, теперь послаще чего захотелось.
Она чуть побледнела, но, улыбаясь, в упор глянула на Камынина. Хвощин быстро опустил голову, скрывая скользнувшую по губам усмешку. Андрей Ильич почувствовал мучительный жар, заливший лицо, уши, и должен был призвать все самообладание, чтобы не показать собравшимся того, что переживал:
— До ягоды жена у меня большая охотница. Вот осень настанет, начнет пропадать в лесу и за орехами. — И добавил, улыбнувшись пересохшими губами: — Рабочее время, правда, не совсем удачно для таких экскурсий. Но, думаю, Матрена Яковлевна сумеет наломать им хвоста.
— Уж насчет этого не сомневайтесь, — пробубнила начальник штаба, прижав ладонь к подвязанной щеке.
Стараясь держаться со всеми приветливо и оттого нервно кривя губы, Андрей Ильич попросил сводку работ, выполненных за последние дни. С этого момента, что бы он ни делал, с кем бы ни говорил, его не покидала болезненная мысль о том, что жена с районным техником «собирают ягоду».
— Почему, Матрена Яковлевна, у вас на участке так медленно идет мощение? — спросил он резко и поспешил улыбнуться: как бы не подумали, что он из-за жены расстроился. — Почему нет запасов камня?
— На спине плитняк, чай, не понесешь? Спытайте вон у Николая Спиридоныча, — кивнула Баздырева на Хвощина. — Давно еще отобрал у нас два самосвала и передал шебальцам. Сейчас нам вот так еще бульдозер нужен, — чиркнула она себя по горлу, — а он и слушать не-желает.
— Откуда я наберу всем машин? — грубо сказал Хвощин. — Шебальцы тогда кончали участок, как мне было их не подпереть? Народ надо отпускать с трассы, уборочная на хребет села.
— А у нас в районе хлеба не поспевают? — запальчиво проговорила Баздырева и сплюнула с больного зуба слюну. — Нам сено косить не надо? Аль мы пасынки? Все за показухой гонитесь, премии в мозгу. Шебальцы тю-тю, давно снялись и уехали, а где наши самосвалы? Где? Детчинцам передали — вот они где.
— Может, обойдемся без крика? — вмешался Камынин и повернулся к Хвощину: — Разве нельзя, Николай Спиридонович, утрясти этот вопрос?
— Никак не могу, Андрей Ильич. Детчинцы вот-вот закончат свой участок, сам посуди, как я отыму у них самосвалы? Передовикам в первую очередь создают условия, а чашинцы теперь как поезд, вышедший из графика. Обождут.
— Как «обождут»? — оторопела Баздырева, отняв руку от щеки. — Самосвалы забрали… грузовики посулили — не даете. И мост в Окаево через Омутовку не чините…
— Обстоятельства меняются, Матрена Яковлевна, — важно и решительно перебил Хвощин. — Посоветовался тут я с народом, и пришли к выводу, что правильнее будет сперва поддержать детчинцев. Вы смотрите с районной колокольни? А я с командного пункта всей дистанции. Детчинцам надо помочь совсем немного, они вот-вот кончат. Тогда мы перебросим к вам шебальские машины да плюс ихнюю технику. Чего потеряете?
— А там перед нами найдется еще пяток передовых районов? — запальчиво просипела Баздырева. — Это вот шли в деревню двое здоровых и с ними хромой. Бац — дождик. Поле, ни деревца. Конечно, все домой добрались, только те двое сухие, а хромой-то отстал — и до ниточки. Понимаешь? Насквозь. Нет, вы уж из Чаши калеку не делайте, а подайте, что положено. Все славу ищете, премии? «Из графика вышли!», «Обождут». А кто наш поезд задержал? Вы. И это правильное руководство? Да что ж оно выходит, товарищ Камынин? Одним — игрушки, другим — колотушки. Все пальцами тычут: «Обозники», на каждом совещании прорабатывают, пореченцы смеются: «Хвостисты! Буксира ждете». Нешто мы родимым пятном мечены?