Осенние дали
Шрифт:
— Верну самосвалы. Оба верну, — перебил ее Хвощин. — Какие вы нетерпеливые, начальники участков. Будь у меня лишние машины — десяток бы дал: нате, хватайте, только не рвите глотку, не подымайте крик.
— Рот мне хочешь заткнуть, Николай Спиридоныч? — голосисто заговорила Баздырева, забыв про зуб, и подперлась кулаком в бок. — Хоть ты и большой руководитель, всем облдоротделом заворачиваешь, а на каждый роток не накинешь платок. Критику не терпишь? Считаешь, что критика для одних низовых работников дадена? То-то, гляжу, завертелся ты, прости за некультурное слово, как черт на сковородке. Хочешь — обижайся на меня, хочешь — нет, я человек простой, деревенский, еще в прошлый год бригадой в колхозе правила, люблю говорить в глаза. Вот попомни мою речь: доверили конем управлять — научись в седле держаться, а то при такой скачке, гляди, сбросит…
— Не рано ль поучать взялась? — грубо оборвал ее Хвощин. — Может, мне за парту сесть, а ты возьмешь указку?
— Неужто худые слова тебе говорю, Николай Спиридоныч? Аль привык слушать только вышестоящих руководителей? С теми, кто пониже, и считаться не желаешь? Не свое мнение я высказываю — участка. Народ над всеми нами хозяин, и не след от него ухо отворачивать.
О непорядках на квашинской дистанции Камынин давно слышал, знал и о прорыве на некоторых участках, да все молчал, не решаясь обидеть начальника облдоротдела, боясь окончательной трещины в и без того неустойчивых отношениях. Он не терял надежды, что Хвощин сам выправит ошибки. Положение у чашинцев оказалось более катастрофичным, чем он ожидал, и Андрей Ильич понял, что дальше так продолжаться не может.
— Одну минутку, Матрена Яковлевна, — остановил он начальника районного штаба. — Я думаю, Николай Спиридонович, нам необходимо срочно помочь Чаше, а то как бы она не повисла гирей на ногах у всей трассы. Обстановка действительно создалась ненормальная: одним даем самолет, другим — черепаху.
Острые глаза Хвощина точно резанули по лицу Камынина, толстая шея, скулы побагровели, он тяжело засопел.
— Крылья подрубаешь, Андрей Ильич? — перебил он, вкладывая в эти слова какой-то свой, особый смысл. — Вот и соревнуйся, когда стреножили. Чаша сама села на черепаху. Чего им чужого дядю обвинять? Мы, большевики, не привыкли цацкаться с нерадивыми, у нас отстающих бьют.
— Уже нерадивые, — промычала Баздырева. — Обзываешь…
Камынин вновь остановил ее жестом руки.
— Бьют, но ведь не в гроб заколачивают? Поэтому настоятельно прошу, Николай Спиридонович, вернуть чашинцам самосвалы. Участок необходимо вытянуть. Людям может показаться, что про них все забыли, и наиболее неустойчивые начнут опускать руки… А насчет бульдозера, Матрена Яковлевна, я потолкую с Горбачевым: завтра сам буду в МДС. Он обещал мне отремонтированный на моданскую дистанцию, пожалуй, я передам эту машину вам.
Когда руководители заспорили, Баздырева замолчала и опять схватилась за обвязанную щеку. Выслушав Камынина, согласно кивнула, показывая, что благодарит. Хвощин еще резанул взглядом начальника строительства, оглянулся на жадно и с надеждой слушавших людей; внезапно щеки его добродушно обмякли, он проговорил беззлобно:
— Навалились на меня гуртом, как на батьку? Хотите свалить с больной головы на здоровую? — Эту фразу Хвощин не без ехидства подчеркнул, как бы подразумевая опухшую щеку Баздыревой, ее больной зуб. — Ну и я вас, детки, поспрошу: лучше ответь, Матрена Яковлевна, почему у тебя на участке дисциплина хромает? Вот где ищите причину отставания. Вот где собака зарыта.
Баздырева так и дернулась:
— Факты!
— Целых два кармана. У тебя не только рабочие, а и хваленые бригадиры под носом прогулы делают. Это не факты?
— Кто? — просипела Баздырева. — Фамилии!
— Я! — ответил излишне громкий девичий голос, и Маря Яушева чуть-чуть выдвинулась вперед.
— Сама назвалась? — прищурился Хвощин, и нельзя было понять, язвит он или шутит. — Позавчера ехал я через Бабынино, гляжу, она, голубушка, воркует… с молодым человеком. Чуть погодя пошла за деревню в поле: цветочки, что ли, собирать — не знаю. А время было самое рабочее.
— Я хотела, — в замешательстве начала Маря. — Я искала… — Она запнулась, словно не решалась что-то открыть.
— Залетку? — весело кинул ей от машины Жогалев. — Так они есть и поближе, — и ткнул пальцем себя в грудь.
— Сдался ты ей! — поддел шофера стриженый землекоп. — Теперь на соседнем участке скрепер водит Сенька Юшин. Не тебе чета.
Кое-кто засмеялся. Маря еще гуще покраснела, обидчиво замкнулась. Все знали ее диковатость, упрямый, скрытный характер и поняли, что теперь от девушки и слова не добьешься. Молча проглотила хвощинскую шпильку и Баздырева. Молодежный бригадир действительно сделала уже три прогула и всякий раз из своих «экскурсий», как начали называть ее отлучки, возвращалась усталая, в пыли.
Желая прекратить тяжелый, затянувшийся спор, Андрей Ильич предложил осмотреть полотно дороги. Кстати, и его это отвлечет от мучительных дум о жене и Молостове, «собиравших ягоду». К границе соседнего участка вместе с ним пошли начальник облдоротдела, члены штаба, десятник. Газик следовал сбоку по объездной дороге.
— Шоссе на этом отрезке имеет уклон более одного градуса, — остановясь, заметил Камынин прорабу. — Поэтому дренажные воронки вам следует делать под углом в пятьдесят — шестьдесят градусов, а не перпендикулярно к оси. Поправьте.
— Ошиблись трошки.
Так прошли они с километр и здесь расстались: облдоротделовское начальство поехало дальше. Когда машина завиляла между налитыми водой колдобинами, Хвощин сказал с кривой улыбкой:
— Командуешь, Андрей Ильич?
Этого вопроса Камынин ждал.
— Долг обязывает, Николай Спиридонович.
Взгляды их встретились в полутьме закрытого кузова.
— Ты, верно, Андрей Ильич, думаешь, что я обижен? — подавляя тяжелый гнев, заговорил Хвощин. — Плохо меня знаешь. Я власть в руках держу не первый год… и хочу дать тебе совет на будущее: если станешь полным хозяином производства, не дискредитируй при подчиненных своего заместителя. Повторяю: не о себе толкую, я ведь сам первое лицо в дорожном отделе.
— Совет принимаю. Только я не дискредитировал тебя, Николай Спиридонович. В первую очередь за трассу отвечаю я, поэтому и имею право отдать распоряжение. Почему при людях? Сам допустил. Кто не досмотрел прорыва в Чаше? Надо было о нем раньше поставить в известность, мы бы посоветовались и нашли выход.
— Уже считаешь, у меня совсем силы нету?
— Вдвоем-то легче? Виноваты оба, и оба должны заштопать эту дыру.
Продолжать спор при шофере Хвощин не стал. На Детчинском участке он вышел из машины, а Камынин поехал осматривать каменные карьеры, расположенные под Суходревом. Стычка с Хвощиным оставила в нем тяжелый осадок. Как он всегда старался избежать ее! Работать-то надо плечо в плечо! И в то же время с каждым днем чувствовал, что рано или поздно, а придется «выяснять отношения». В этом споре он всячески сдерживался и был доволен, что и Хвощин не позволил себе распоясаться. Но понимал отчетливо, что его добрые отношения с начальником доротдела кончились и они вступили в борьбу.