Осенние дали
Шрифт:
Вдали показался Васютин переезд. Отсюда недалеко до Бабынина. «Заехать, проведать жену, мальчика? Некогда, времени в обрез… Нет, надо».
Сына Камынин повидал; Варвары Михайловны в лагере не оказалось. Андрей Ильич болезненно сгорбился. Значит, предчувствие его не обмануло: напрасными оказались все усилия удержать любимую женщину, спасти семью. И тут он услышал голос Молостова: сидя в молодежном шалаше, техник вслух читал газетный фельетон. Начальника строительства за рукав тронула тетя Палага, улыбаясь широким, большеротым, добрым лицом, сказала:
— Женка ищешь? Мы ей соседка. Один шалаш спим. Завтракать кончал, дождик пустил шибко-шибко. Струмент все бросал, айда лагерь. Михайловна твой надел плащ резиновый, Марька Яушев — красный накидка пластмассовый на голова — и в лес. По грибы ударился: самый погода. Право!
В лесу действительно раньше времени появилась вторая грибная волна: боровики, сыроежки, лисички, подберезовики.
Легкий озноб пробежал между лопатками Андрея Ильича, он вдруг радостно, смешно засуетился. Хорошо бы дождаться Варвару, но ведь она может вернуться через час, а то и два. (На самом деле он просто боялся увидеть жену, боялся поймать на себе взгляд ее холодных глаз, подметить враждебную складку в кончиках губ. Так сладко было думать, что между ними не все еще потеряно!) Андрей Ильич крепко поцеловал сына и поехал дальше вдоль трассы на Моданск. «Факт налицо, Варвара не с Молостовым собирает грибы. Конечно же всегда вокруг кто-то есть. Да, но все равно они вместе в лагере и могут увидеться каждую минуту! Разбить бы их, забрать Варвару домой. Но как? Обидится. Разве грубой силой повлияешь на любовь? — Он пошел к машине, чавкая сапогами по мокрой, налитой водой траве. — Экая непогода завернула. Какое мокрое лето. Гляди, еще Васятка простудится. Он какой-то рассеянный, а губы сухие, горячие».
И вновь газик зарулил по топкой, размытой дороге. В лесу потемнело, бесшумно насунулись тучи, осторожно, воровато припустил тихий дождь, но Андрей Ильич чувствовал себя бодро. Ничего: вот-вот в небе образуется проем и скользнет лучик солнца. В сердце у него такой лучик жил. Конечно, тучи могут сдвинуться еще плотнее, но верить в солнце надо.
XXVIII
После отъезда отца Васятке надоело возиться с ежиком, он раскапризничался, захныкал: «Где мама? Я к маме хочу». Щеки и губы у него разгорелись, и он щурился, словно ему больно было смотреть на свет. Тетя Палага уговорила его лечь в постель, стала рассказывать сказку: мальчик заснул.
И вот тогда из дождливого сумрака возникли две сгорбленные фигуры: это вернулись Варвара Михайловна и Маря Яушева. За плечами у бригадира темнел рюкзак, до четверти наполненный чем-то угловатым.
— Ой! И ниточки сухой нету! — всплеснула руками продавщица из киоска. — Мамочки мои! Где вы так?
— Где были, там уж нет, — ответила Маря весело, устало откидывая со лба мокрые, прилипшие волосы. Она сняла красный, совершенно потемневший берет, выжала из него воду.
— Хвастайтесь, каких набрали: небось одни белые да подосиновики?
Оказалось, что и Варвара Михайловна и Маря хоть, правда, и собрали «попутно» грибов, но совсем мало — едва на одну сковородку. Обступившие их девушки, парни были разочарованы. Молчавший до сих пор бородатый плотник Елисеич кивнул на рюкзак:
— Что же, деточки, в мешке принесли?
— Клад, — смеясь, ответила Варвара Михайловна, откинув с головы пестрый капюшон плаща, шурша им при каждом движении.
Подруги стали щупать рюкзак.
— Ой, что-то твердое. Уголь, что ли?
Маря сняла свой походный мешок, девушки весело, нетерпеливо открыли его, и тетя Палага вдруг негромко рассмеялась:
— Поглянь, девоньки, камень!
— Ей-богу, камни. Да они с ума сошли!
— Они хотят абразивный завод открыть, — расхохотался Жогалев. — Делать камешки для зажигалок. В войну на этом крепко зарабатывали.
Все больше народу собиралось вокруг «медицинского» шалаша, громче раздавался гомон, смех. Узнав, что вернулась Варвара Михайловна, к веселой толпе присоединился Молостов. Как раз в это время Маря с вызовом ответила шоферу:
— Как же вы, Костя, не разглядели, что камни-то драгоценные?
Варвара Михайловна подхватила:
— Это не абразивные, а получше: образцы.
— Аль пласт новый сыскали? — пытливо спросил Елисеич. — Можно кальер открывать?
Вокруг сразу замолчали. Маря горделиво кивнула:
— Не карьер, а для нас, может, и получше.
— За сколько километров от участка? — поспешно спросил Молостов.
И вопросы посыпались со всех сторон.
Лагерь всполошился. Люди, несмотря на дождь, выбегали смотреть принесенные камни. Казалось, открой молодежный бригадир и фельдшерица действительно драгоценную россыпь, ей бы не обрадовались так, как этому дикому плитняку, что щедро валяется под ногами по всей земной планете.
К Яушевой приставали, чтобы она рассказала историю находки. Девушка отнекивалась.
— Маречка у нас известная скромница, — пришла ей на выручку Варвара Михайловна. — А дело тут не так просто. Не один километр она исходила вокруг трассы, не одно воскресенье потеряла. Я ей лишь немного помогла. В общем, Маречка хоть и не мостовщик, а видит, камня нет, стройка затягивается, и пошла в Бабынино, в Захлыстовку, к Васютину переезду: может, местные жители знают, где залежи. Помните, в июне ей Хвощин выговор сделал за прогул? Это она как раз искала пласт.
— Что же вы, Маря, тогда не сказали? — воскликнул Молостов.
— Постеснялась. Думала, скажут: твое ли дело? Головы поумнее не могут придумать. Да и не была уверена, отыщу ли.
— Хвощин такой, что оборвал бы, — заметил кто-то из толпы.
— Ладно, дело прошлое, — нетерпеливо перебил прораб. — Много там камня?
— На весь наш участок хватит, — счастливым голосом ответила Маря. — И лежит он сразу за нашим лесом. Так… на земле. Валунник. Еще в мае бродила я, все ноги в темноте посбивала в кровь, искала жилу. Конечно, нету, колхозники бы знали. И вот на днях вдруг вспомнила: «Ведь в Бабынине ни дерево не растет, ни хлеб не родится. И на поле за деревней, и на дне Омутовки — везде камень. Просто валяется. Его только собрать — и вполне годится. Зачем и новый карьер разрабатывать?» Рассказала я фельдшерице нашей, Камыниной, она затормошила: зря будем до воскресенья ждать. Мы и пошли с утра проверить: много ль его? Бродили, бродили… Очень много.
При всех Баздырева обняла Марю, крепко расцеловала в обе щеки.
— Обрадовала, девка. Я твоя должница!
— Чем расплачиваться будешь, Яковлевна? — спросил Елисеич, оглаживая бороду.
— Жениха подыщу хорошего!
— Жалко, я стар!
Со всех сторон посыпались шутки. Маря раскраснелась и убежала в шалаш переодеваться.
— Завтра с утра начнем складывать валунник в кучи там же, на полях, — громко подытожила Баздырева. — Главное, от нас недалеко. Вот только как его перевозить на трассу по такой грязюке? Грузовики не потянут, трактор с прицепной тележкой нужен. Ох, беда, опять с Горбачевым воевать.