ОСЕННИЙ ЛИС
Шрифт:
Два человека полулежали у погасшего костра.
– Неужели тебе не было страшно? – спросил Реслав.
Жуга пожал плечами.
– Вначале, конечно, было. А потом не помню.
– Как так – не помнишь?
Травник покосился на Реслава. Улыбнулся виновато.
– Много ли ты помнил из того, что было, когда родился?
– Как ты себя чувствуешь… теперь?
Жуга помедлил, прежде чем ответить.
– Мне хорошо, – сказал он. И умолк.
Одежда травника сгорела без следа, остались лишь царвули и кожух. Сгорел янтарный крестик и веревка от него. Волосы же травника, к немалому
– Ты знал, что все так случится?
Травник рассмеялся и сел. Потер ладонью подбородок.
– Ну ты даешь, Реслав! Кто ж мог такое знать? Черт… морда чешется… Неужто борода растет?
Жуга перевернулся на живот и потянул из ножен меч. На гнутой рукояти тупорылым матовым клинком засеребрилась бритва. Лис плясал на клинке. Травник поднял взгляд на Реслава, в глазах его поблескивали озорные искорки.
– Как думаешь, сумею?
– Лучше уж не надо, – с сомнением сказал Реслав. – А то еще распластаешь себе горло с непривычки… Я бы научил, да сам не бреюсь.
Травник спрятал Хриз обратно в ножны, дважды обернул их ремнем и сунул поглубже в мешок.
– И что ж ты дальше делать думаешь? – спросил Реслав.
– Не знаю, – пожал плечами тот. – Жизнь продолжается. Или… не продолжается… – Он улыбнулся. – Я не решил еще. Наверное, осяду где-нибудь, сделаюсь целителем… Людей, зверей буду пользовать. Давно собирался этим заняться. Бог даст, не пропаду. Так, куда же я… Ага. – Он вынул что-то из мешка и протянул Реславу. – Держи, Реслав. На память.
На ладони травника переливался красным полированный овальный камень. Травник подобрал его с алтаря, когда все кончилось. Опал и кучка серой пыли – все, что осталось от злосчастного браслета. В рассветных солнечных лучах камень был неверятно, сказочно красив. Реслав замялся в нерешительности.
– Ну, что ты… зачем…
– Бери, бери! – рассмеялся Жуга. – Мне он теперь без надобности. Да ты не бойся – это самый обычный черный опал. Отдашь дочурке.
– Я… – начал было Реслав, и тут до него дошел смысл сказанного. – Что ты сказал?! Дочурке? Но я… откуда…
– Дочке, Реслав, дочке, – утвердительно кивнул Жуга, чему-то улыбаясь про себя. – Можешь мне поверить.
– Спасибо… – ошеломленный, Реслав повертел опал в руке. – Скажи, Жуга, – он поднял взгляд на травника. – Ты мне рассказывал про этих четырех зверей. А кто был тот, единорог который?
«Ты думаешь, у года нет хозяина?»– вдруг прозвучало рядом.
Реслав подскочил на месте и вытаращился на вдруг возникшего перед ними единорога. Сглотнул мгновенно пересохшим горлом. Посмотрел на Жугу. Травник уже был на ногах.
– Ты вернулся!
«А я пока что и не уходил.»
Жуга сделал шаг, другой и оказался рядом с ним. Протянул руку. Осторожно провел пальцами по лебединому изгибу шеи, взъерошил белую гриву. Единорог не возражал, наоборот, даже придвинулся поближе. Зверь выглядел усталым. Ноздри его трепетали. Под тонкой бархатистой кожей синела сетка вздутых вен. Глаза у единорога были голубые.
– Спасибо, – произнес Жуга и
«Ты заставил меня поволноваться.»
– Я и вправду… с ним в родстве?
«Да, – единорог кивнул. – И со мной тоже.»
– Вот значит, как… – Жуга помрачнел. – И кто же я теперь? Демон? Ангел? Зверь?
«Ты выбрал сам. Ты человек, и никто у тебя этого не отнимет. Но среди нас ты всегда будешь своим. Ты смог очень многим помочь, ты достоин. А теперь – прощай.»
– Постой, – окликнул его Жуга. Единорог остановился. – Еще один вопрос…
«Спрашивай.»
– Как же меня все таки зовут?
Тот долго молчал, прежде чем ответить, и было в его глазах что-то такое… Реслав не знал, могут ли единороги улыбаться, но был уверен, что если бы могли, это выглядело бы именно так, как сейчас, и никак иначе.
Наконец Единорог поднял взгляд.
«А зачем тебе имя?»
…И НАПОСЛЕДОК:
Аптекарь Готлиб разбогател, продавая неудачно сваренный Жугой сургуч, как «долго не сохнущую глину для поделок». Особенным успехом она пользовалась у скульпторов и у детей. Впоследствии его племянник, унаследовавший дело, додумался сделать ее цветной.
Жуга не сразу угадал имя девушки со старой мельницы, ибо имен у нее было два, и оба – истинные (у нее были затруднения с речью; «Ила» – это все, что осталось от имени «Эльза»). Девчонка при том ничуть не страдала, и если бы Жуга задумался над этим, то наверное, перестал бы мучиться с собственным именем.
В кошельке у Геральта были орены – валюта Ривии, Махакама и Поссилтума. Ведьмак отсыпал Жуге не так уж и много: один орен составляет примерно 1/3 талера серебром.
Некоторое время Жуга подозревал, что на его колдовские способности каким-то образом влияет посох, и долго испытывал для его изготовления разные деревья. Сперва это был ясень. Кол, вырванный Жугой из кладбищенской ограды, был осиновым. Потом были вяз, кедр и береза. К этому времени Жуга уже понял, что от посоха ничего не зависит (да и хромота его прошла), и посох мастерил, в основном, для драки, а не для волшебных нужд.
Дети слышат ультразвук. С возрастом слух у человека притупляется, и потому никто из взрослых горожан свистульки травника не слышал.
Арбалет для Зерги изготовил Марвин Кальвинский. Специализировался на изготовлении компактного дистантного оружия, впоследствии мастерил магазинные арбалеты. Круг, пронзенный молнией – эмблема мастера на ложе арбалета, долго считался своеобразным «знаком качества», служа причиной многочисленных подделок. Веридис отдал за арбалет двести двадцать талеров и вовсе не считал, что переплатил.
Зимородок впал в беспамятство в полнолуние, а когда очнулся, Луна шла на ущерб. Впоследствии он всегда чувствовал себя немного неуютно в подобные ночи, но все обходилось без особых осложнений.
Из стаи собак домой не вернулось семь псов.
Комары, наколдованные впопыхах Жугой, прожили недолго – никто из них не смог напиться крови, оставаясь незамеченным.
Яртамыш – лепрехун (вариант: «Лепрекон») – один из младших домовых, по роду деятельности – башмачник. Скрытен, жаден, не любит беспокойных людей. В тишине старых домов, по ночам можно услышать стук его молоточка.