Осенняя мечта
Шрифт:
И опять очнулся в своей комнате. Мрачный встрёпанный младший брат сидел в кресле, поджав под себя ноги, и хмуро смотрел на меня. На полу возле моей кровати громко храпел пьяный старый слуга.
Кашляя и шатаясь, я вылез из кровати, обошёл Добромысла. Склонившись над испуганно сжавшимся братом, обкашлял его лицо… потом, совладав с кашлем, отвесил мальчишке затрещину:
– Совсем, что ли? – возмущённо заорал тот, отчего Добромысл вскочил и вытянулся в струнку, - Рехнулся совсем? Как и Борька?!
– Что ты мать позоришь? – проворчал я, - Такая мелюзга, а уже пьёт дурное зелье! Отец ругаться будет, когда вернётся! Уши тебе надерёт!
– А он… - Славка шмыгнул носом, - Вернётся? –
– А мы… - опять зашёлся в приступе кашля, - Мы его поищем…
Дверь тихо отворилась, явив смутно знакомое молодое лицо:
– Там это… парень вас ищет. Докучаем звать, коли не шутит, - прошептал стражник.
Брат робко отпустил мою рубаху.
– Зови! – попросил я.
Юный лекарь меня окончательно добил: войдя в комнату и увидев меня, он изрёк такой поток слёз и воплей, что я, почти оглохнув, сполз на пол. Потом троица с воплями бегала вокруг меня. Или их было четверо? Четвёртый был в кольчуге… Кажется, четвёртый тоже был…
Ещё через пару дней, окрепнув, я отправился в Школу алхимиков, наказав Добромыслу следить за моим младшим братом, как за своим собственным. Старик посмотрел на меня с таким видом оскорблённой добродетели, что пришлось ещё долго извиняться перед ним. Мол, «он бы и без моих просьб догадался приглядеть за младшеньким». А дядя Беловолк, кстати, маму и сестёр к себе в гости увёл. И ладно. Он за сестрой и племянницами присмотрит.
В Школе царило удивительное для всей страны здравомыслие. Как мне смущённо объяснили позднее, нового главу, присланного Бориславом, «маленько побили и пригрозили живьём поджарить», «шобы со своими глупостями не лез». И впечатлённый парень, судя по белым-белым рукам и затравленному лицу, из аристократов, послушно примолк и даже отправился переписывать какой-то учебник в дальнем углу библиотеки. Парень оказался вполне приличный, как выяснилось из беседы с ним. Умеренно знатный, не наглый, запуганный действиями нового короля. Собственно, он и сам обрадовался, получив приказ надзирать за Школой. И, полагаю, спешно убрался исполнять королевскую волю, благо Школа была вне столицы и даже маленько в стороне. Хм, о тайном ходе, сокращающем путь через лесные чащобы и овраги, ему не известно. И Бориславу тоже. Отличная новость.
Я выбрал дюжину учеников из разных отрядов, пару алхимиков. И отправил их по стране искать пропавшего короля. Я отказывался верить в то, что мне говорили. Один из лучших поваров кухни добровольно отправился разыскивать воинов, бывших в том злополучном походе, чтобы расспросить. Чуть позже за ним ушли семеро поварят, пара лекарей и один молодой алхимик. Все поклялись, что Бориславу ничего не расскажут о поисках. Слуга Борислава тоже порывался на поиски, но его не отпустили. Мало ли чего. И ещё ему велено быть тут.
Я приготовил для себя и доверенных мне алхимиков браслеты наподобие тех, которые у меня отобрали. На всякий случай. Я брату так просто не поддамся! О, только бы нашли отца! Только бы нашли! Он тут живо порядок наведёт!
Потянулись тяжёлые дни. Брат всё больше наглел, люди страдали из-за ерунды… Добромысл временами отправлял мне с доверенными людьми устные послания, от которых у меня порой волосы дыбом вставали. Я бывал в столице, периодически глотая пару глотков вина и устраивая «пьяные дебоши». Без алхимии. Борислав, похоже, списал меня со счетов. И я пару раз был сильно бит дядей Беловолком, «за соплячье пьянство», пока тот не просёк, что мои «нетрезвые вопросы слишком здравы на хмельную голову». Даже согласился снабжать меня кой-какими сведениями. И прислал в Школу Доммира, того самого ученика королевских лекарей, временно отстранённого от учёбы за пьяные дебоши. А дядя остроумен… Благодаря парню кашель уже скоро оставил меня в покое. Поиски шли. Пока неудачно. Алхимики то запасались алхимическим оружием разной степени тяжести, то учились драться во дворе, у оставленных когда-то отцом воинов. Тюрьмы заполнялись совершенно непричастными людьми… Я с ужасом ждал, когда короли Вадимир и Ростислав сделают первый ход, пользуясь воцарившимся в Черноречье беспределом. Но то ли новодальский и светопольский правители ещё не придумали новой атаки, то ли ждали, когда Борислав ещё больше затравит собственный народ… Дни шли…
И однажды в один из тяжёлых дней, столкнувшись при визите в столицу с Бориславом, я выслушал от него немало гадких слов. И ещё его прихвостень столкнул меня в мелеющий на окраине столицы пруд. Я ушёл, мысленно сыпля на них бранью. Купил себе чёрного коня. И решил сам отправиться на поиски отца. Конь забрёл в болото, насилу вылезли. И шли по лесу оба совершенно обессилившие.
В тот день я встретил её. Смешливую беззаботную селянку, с неестественно ровной осанкой и гордо вздёрнутым носом. Она сидела на ивовой ветке как будто на троне и нагло обсуждала меня с девушкой, которая стояла рядом с ней.
– Почему он прихрамывает? – громко сказала девчонка.
– Думаю, нам об этом не расскажет, - отозвалась девица.
– У него такое лицо…
– Зря ты. Притворилась бы, словно не заметила, - и старшая селянка перешла на шёпот.
– Не геройское у него лицо, - громко продолжила девчонка.
– Должно быть, гордый, раз не просит помощь, - та, что взрослее говорила тише.
– Это не гордость, а глупость.
Этого мои нервы не стерпели:
– Замолчите! – рявкнул я, поворачиваясь к нахалкам.
– А вы послушайте того, кто умнее, - ляпнула малявка.
– Это вы-то умнее?!
– Да, я, - она гордо подняла голову. Как будто королева.
– Вы-то как раз… - тут я споткнулся о пенёк и растянулся на земле. Повод выпустил – и подлый предатель с копытами отправился набивать себе пузо.
– Самомнение ни к чему хорошему не приводит, - произнесла малявка.
Я бы точно сорвался – и мы бы разругались вдрызг. Но вмешалась селянка постарше и неожиданно меня рассмешила. В отличие от девчонки, она была мудрее. А ещё у неё были синие глаза. Синие… у чернореченцев крайне редко были такие, а вот у наших врагов из Новодалья такие были так часто, как у нас – серые. И ещё меня напрягло спокойствие девочки. Её осанка. Красноречие и острословие. Ну, ладно острословие, а вот красноречие для обычной селянки, как и такая осанка были весьма странны. И она как будто не поняла, кто я. Уж чернореченские-то аристократки меня в лицо знали. Я пару раз слышал случайно, как матери запугивали непослушных дочек, грозя отдать их «замуж за книжного червя». И, видя мою одежду – для поездки в столицу мне пришлось одеться побогаче, насколько это было возможно с заботой Борислава – она ничуть не оробела. Словом, я заподозрил, что дело тут нечисто. А вот девушка, судя по манере, из простого народа… Кстати, если девочка – аристократка, я бы мог случайно видеть её в столице или на каком-нибудь празднике… Я решил её проверить.
– А у вас подол порван, - сказал я неожиданно.
– Где? – испугалась она как-то слишком бурно для деревенской девчонки, которые лазают везде. Заметив маленькую дырку в самом низу подола, сразу успокоилась, – Ничего страшного. Мы в лесу.
И тон, и это смятенье из-за рванного платья меня опять навели на мысль, что она странная для селянки.
– И какая вы после этого дама? – спросил я, усмехаясь.
– Красивая, - ответила она с достоинством.
То, что я назвал её дамой, пусть и в шутку, её нисколько не зацепило.