Ошибка господина Роджерса
Шрифт:
От горькой обиды несостоявшегося примирения зашел в пивную. Посидел там. Охмелел. Домой возвратился к вечеру. К моему удивлению, в комнате были Марина и Виктор. Виктора я давно не видел. Они сидели, низко склонившись над столом, заваленным книгами.
– Здравствуйте, молодые люди! Занимаетесь?
– Здравствуйте, Алексей Иванович. С приездом! Вот экзаменую Марину. Завтра ей сдавать...
– Занимайтесь, занимайтесь. Не буду мешать.
– Да мы уже закончили.
– Ну как, способная у вас ученица?
– спросил я.
– О, конечно, Маринка быстро...
– начал Виктор.
Но дочь перебила:
– Перестань меня смущать.
– Хорошо. Марина, а что ты скажешь об экзаменаторе?
– спросил я.
– Беспощадный, папа. Не дай бог попасть к такому,
– Ну вот и обменялись любезностями. Виктор, я слышал, вы начали работать? Нравится?
– Да. Интересно.
– Над чем работаете?
– Папа, не кажется тебе, что ты вторгаешься в запретную зону?
– вступилась Марина.
– -Извиняюсь... Я забыл, что имею дело с особо засекреченным человеком... Как чувствует себя Иван Петрович? Надеюсь, это не секрет?
– Весь в работе. Просил вам передать, чтобы вы его утащили на рыбалку...
– улыбнулся Виктор.
– Утащу. Я привез ему отличные снасти. Между прочим, и вы, Виктор, готовьтесь. Увезу.
– Нет уж, папочка, избавь его от этого дела. Мне он самой нужен!
– запротестовала Марина.
– Виктор, берегитесь женщин-тиранов.
– Что поделаешь, Алексей Иванович, с женщинами надо считаться.
– Ладно. Так и быть, поедем вдвоем.
Вскоре мы с Иваном Петровичем съездили на рыбалку. Хорошо посидели. Он расспрашивал о моей поездке к брату. Интересовался, как тот попал за границу, чем занимается, как я провел время и очень был доволен рыбными снастями.
Вскоре наступил Новый год. Встретили его всей семьей. Было весело и непринужденно.
Так прошло полгода. Вроде бы ничего примечательного за это время не произошло. От Зори поступали письма. Он часто жаловался на плохое самочувствие. Но вот однажды поступило тревожное сообщение. Он писал о том, что заболел и его положили в больницу. Просил по возможности срочно приехать. В подтверждение даже прислал заключение врачей. Из письма и присланной справки было видно, что он лежит в больнице с обширным инфарктом миокарда. Кто не знает, что это такое? Все мы всполошились. Я снова начал бегать по организациям и оформлять поездку.
Наконец разрешение получено. К моим сборам Марина по-прежнему была безучастна. Как будто я уезжал не за границу, а на рыбалку. Когда все было готово, я спросил дочь, что ей привезти.
Марина на это ничего не ответила.
– Она ищет себе купальный костюм, да и туфли не мешало бы, - подсказала жена.
– Мама, я обойдусь без адвоката.
– Ладно, куплю.
Марина промолчала.
– Я не понимаю тебя, почему ты так упрямишься?
– Из принципа.
В это время в коридоре зазвонил телефон. Я, чтобы избежать неприятных объяснений, торопливо вышел из комнаты и снял трубку. Это Виктор просил Марину.
«Отец совсем потерял голову от заграницы. Только и разговор о магазинах, тряпках. Мама под стать папе. До чего же живуча в нас еще мещанская обывательщина. А дядюшка, словно чувствуя, на чем можно сыграть, упрямо развращает моих родителей - шлет и шлет посылки. Конечно, присылает он вещи хорошие, полезные, но нельзя же терять чувство собственного достоинства.
А тут еще прибавилось хлопот и тревог в связи с болезнью дядюшки. Родители замучили врачей и знакомых расспросами об инфаркте и его последствиях. Снова беготня, суетня. Ловлю себя на мысли - мне все это до лампочки. Может быть, это и нехорошо, что меня не огорчает болезнь дяди, но ничего не могу поделать с собой. Как без него было спокойно».
В Вене меня встретил Роджерс.
– Что с Зорей?
– спросил я, а у самого холодок на сердце от дурного предчувствия.
– О, не беспокойтесь, Алексей Иванович, он через два дня прилетит. Дела, бизнес - все это отнимает много времени. Он очень извиняется и поручил мне заняться вами. Так что вы, как это у вас говорят, в надежных руках...
– Роджерс дружески похлопал меня по плечу.
О болезни - ни слова... Я смотрю на веселое, беззаботное лицо Роджерса и не могу понять, в чем дело. Правда, если присмотреться внимательно, лицо у Роджерса не такое уж беззаботное. Напряжение выдают глубокие морщины, вертикально перерезающие лоб. Роджерс внимательно, даже несколько излишне внимательно, разглядывает меня.
– Как - прилетит?! Он что, уже поправился?!
– невольно вырвалось у меня.
В самом деле, я ехал в тревоге и сомнениях, застану ли Зорю живым, а тут «прилетит».
– Да. Вполне. Вы удивлены? Врачи немного перестраховались. Ничего серьезного. Приступ. Сердце, - коротко отвечает Роджерс.
– А пока я к вашим услугам.
– У него же обширный инфаркт...
– Диагноз не подтвердился. Вы что, сожалеете?
– Что вы?! Слава богу, что врачи ошиблись...
И тут я решаюсь задать вопрос, который готовил всю дорогу:
– Скажите, Роджерс, что за книги вручили вы мне в дорогу в прошлый раз?
– Книги? Какие книги? А, вспомнил. Да это просто чтобы время в дороге скоротать.
– И как бы между прочим спросил: - Что, не понравились?
И я, постеснявшись признаться, что выбросил их, промямлил:
– Да так, ничего особенного...
Весь этот день, как и последующие, Роджерс провел со мной. Он по-прежнему был полон энергии и оптимизма. Знакомил с новыми уголками Вены. Высокие, не похожие друг на друга жилые башни, строгая планировка территории, разбитые зеленые газоны, отличные подъездные пути, сияющие рекламой магазины, чистота и порядок - все это по-прежнему производило впечатление. Затем снова мчались по гладким как зеркало дорогам, но теперь на «бьюике» малинового цвета с музыкальной сиреной. Опять прямая как стрела и широкая, словно наш Ленинский проспект, автострада. Снова бешеная скорость. Журналы с голыми женщинами, варьете, мотель со знакомой официанткой. И опять... И опять... Роджерс словно нарочно возил меня по старым маршрутам, стараясь снова ошарашить меня. Как всегда, он был предупредителен, вежлив и ненавязчив.
Вскоре появился Зоря.
Я с Роджерсом встречал его в аэропорту. Зоря выглядел бледным, усталым, осунувшимся. Болезнь оставила свой след. Роджерс вился около нас, ни на секунду не оставляя без внимания. Мне хотелось скорее остаться с братом наедине, но Роджерс был постоянно рядом. С аэродрома мы поехали домой. Пока брат приводил себя в порядок после дороги, Роджерс предложил сыграть в шахматы. Я вынужден был отказаться, так как, к своему величайшему стыду, не умел играть. Зоря вышел к нам посвежевшим и даже оживленным.