Ошибка господина Роджерса
Шрифт:
– Грубое насилие! Нет. Никогда! Никогда!.. У меня семья, дети...
– Меня трясло как в ознобе.
– И брат. Как же вы его забыли? Нехорошо... Прежде всего успокойтесь, Алексей Иванович. Я же не предлагаю вам остаться здесь навсегда и тем самым стать изменником Родины. Вернетесь обратно домой, к своей семье, детям и будете жить, как жили, точнее, лучше, чем жили. От вас ведь и потребуется немногое, совсем пустяки, - успокаивал меня Роджерс.
– И, повторяю, никто об этом не будет знать. Я понимаю, вы боитесь последствий. Мы позаботимся о вашей безопасности.
– Роджерс опять входил в свою роль.
Ему, наверное, снова захотелось быть веселым, услужливым человеком, этаким рубахой-парнем.
– Нет, Роджерс. Отпустите меня. Слышите? Отпустите. Я буду жаловаться...
Брови Роджерса сошлись. Он менялся на глазах. Это был совершенно другой человек.
– Тихо, Алексей Иванович! «Буду жаловаться!» - Он хмыкнул и покачал головой.
– Кому? На кого? Подумайте, что вас ждет дома: Магадан, Норильск или нечто похуже. А семью? Жену, дочерей - Леночку и Марину? Не забудьте, что их ожидает в будущем. Особенно студентку Марину. Или вы надеетесь, что их государство прокормит? А о судьбе брата подумали? У вас есть еще время взвесить все «за» и «против».
– Я не враг своей Родине... Я... Я не хочу вас знать.
– Поздно... Давайте рассуждать серьезно. Наверное, не помешает вам хорошая кооперативная квартирка, а может быть, в придачу и автомобильчик. Конечно, если будете хорошо работать. И не бойтесь, ничего с вами не случится. Мы найдем способ перевести вам деньги официально. Например, сберегательная книжка на предъявителя. Слышали о таком варианте? И потом это не в Болгарии, где, прежде чем купить автомашину или построить жилье, вы должны предъявить документы, откуда у вас накопления. Как видите, у нас с вами речь идет об обычной торговой сделке. Родина родиной, торговля торговлей. Одно другому не мешает,
– Нет, Роджерс, не могу. Этим не торгуют... Понимаете?
– Сейчас вы взволнованы. Но я вас успокою. Одну минуту...
– Роджерс вынул из кармана портативный магнитофон. Послышались треск, шипение. Потом голоса. Я сразу узнал голоса Зори и Роджерса. И с большим трудом - свой. Внимательно слушаю. «Мы давно следим за проблемами, над которыми трудится профессор Фокин. Что вам известно о его последних работах?» - Это спрашивает меня Роджерс.
– «Насколько наслышан, он возглавляет группу по лазерным разработкам. Тема эта строго засекречена... Деталей не знаю... Однако шила в мешке не утаишь... Успехи под замок не спрячешь... Об этой разработке шептали на ухо «по секрету». Он получил Государственную премию, а его помощники большие деньги».
«А его помощников вы случайно не знаете?»
«Как-то двоих из них Фокин приглашал на рыбалку... Они шумно обмывали награждение... Это кандидат Соболев Николай Иванович и Илья, Коротыгин Илья, отчество забыл...»
«Алексей Иванович, о чем же они говорили, не помните?»
«Я, как всегда, хлопотал по хозяйству, варил уху... поэтому не особенно прислушивался к их разговору, да и не до того было... Помню, жаловались на отсутствие какого-то оборудования... на бюрократизм, волокиту. Кого-то ругали из министерства... Кто-то мешал им... Шутили - в случае чего - сжечь их лучом... Радовались как дети результатам государственных испытаний на полигоне».
Я в ужасе обхватил голову руками. Неужели это не сон? И не верю сам себе. Неужели я мог это спьяну выболтать? Сколько раз меня за это прорабатывала Маринка. Выходит, мало. Черт бы меня побрал...
Я смотрю на самодовольно ухмыляющегося Роджерса. Как он противен мне сейчас. С каким удовольствием я расквасил бы ему морду. Но где взять, силы, решительность?
– Кажется, это у вас называется разглашением государственных секретов?
– сказал Роджерс и спрятал магнитофон в карман.
Когда это было? Неужели я окончательно терял контроль над собой? Что они со мной сделали?
Да... А я хочу кого-то обвинить. Но болтал-то я... Голос мой. А слова-то какие - «полигон», «разработка», «испытания»...
– А ведь вы, насколько мне известно, - сказал Роджерс, - должны были давать подписку о неразглашении секретных сведений, где работаете. Знаете, что за это полагается? Так-то вот. Подумайте. Не спешите с ответом, У вас есть еще время.
Остаток пути мы ехали молча. Роджерс, очевидно понимая мое состояние, старался на меня не смотреть.
Только когда мы остановились у дома, он коротко сказал:
– Игра стоит свеч... И не вздумайте болтать.
Мы даже не попрощались... А раньше без объятий не обходилось.
Я с трудом поднялся в комнату. Зоря, осмотрев меня, встревоженно спросил:
– Что так долго?
– Так получилось...
– Ты себя плохо чувствуешь?
– Очень, - ответил я.
Мы немного помолчали. По всему было видно, что брат ждет, когда я заговорю.
– Где Фани?
– зачем-то спросил я.
– У себя. Да говори же, что с тобой, на тебе лица нет.
Я зачем-то подошел к нему и прошептал на ухо:
– Мне нужно с тобой поговорить...
– Но не здесь. Давай выйдем...
– прижимая палец к губам, тихо произнес Зоря.
– Пойдем на набережную.
Он не без основания считал, что Роджерс будет следить за каждым моим шагом, будет подслушивать каждое слово.
Мы вышли из дому. На улице зажглись первые рекламы, мягко покачиваясь, мчались машины. Вот и набережная. Река плавно текла, тихо омывая своими волнами бетонные берега. Зоря огляделся вокруг.
– Так что случилось?
– торопил меня Зоря.
Я тоже оглянулся по сторонам. Набережная жила своей обычной жизнью.
– Не знаю, с чего начать. Голова ни черта не соображает. Понимаешь... Сегодня такая была катавасия... Просто не знаю, с чего начать...
Я хотел как можно мягче рассказать об этом ужасном предложений Роджерса. Мне было жаль брата... Мало ему своих бед... А тут еще я со своими несчастьями.
– Говори, не тяни, - настаивал он.
– Ты знаешь, мне Роджерс предложил быть шпионом... Да, да, шпионом!
Зоря тяжело вздохнул, опустил голову,