Ошибка господина Роджерса
Шрифт:
– Добрый вечер! Как дела?
– Дела, насколько я понимаю, у вас...
Что можно было ему ответить? Говорить правду не хотелось, а лгать я не могу.
– Ясно. В случае чего - я к вашим услугам. До свидания.
– И участковый, галантно откозырнув, пошел дальше.
– Я бы не хотела этого, - сказала я ему вслед.
Участковый обернулся, посмотрел на меня, улыбнулся и помахал рукой. Он понял. И согласился со мной. Спасибо ему».
Мне повезло. Всю дорогу ехал в купе один.
Границу пересекли благополучно. Таможенный досмотр прошел быстро, хотя заставил меня пережить ужасные минуты. Таможенник, осматривая вещи, вдруг взял в руки зубную пасту «Поморий» и, внимательно рассматривая ее, спросил:
– Говорят, предупреждает кариес зубов. Это верно?
Замерло сердце, перехватило дыхание. Я растерянно пожал плечами, еле выдавил:
– Говорят...
Мне вдруг захотелось сейчас же, немедленно, рассказать ему все об этой «пасте». Но... меня сразу снимут с поезда. Посадят - и все пропало.
А там в Москве уже ждут. Будут встречать... Нет... Нет... Я пока еду. Я еще подумаю. Все остальное - потом.
«Как вот только оно будет выглядеть - все остальное?» - невольно подумал я.
Уже десятки раз представлял, как твердо и уверенно шагну в двери нужного учреждения. Как обстоятельно и спокойно расскажу о событиях, которые закрутили меня. Почему-то в моем воображении это должно будет случиться утром. На утро я уже назначал однажды свой визит в советское посольство. Но Роджерс словно почувствовал это. А может, не эта, так другая причина помешала бы мне.
Я гнал от себя эти мысли, откладывая все на потом.
На вокзале меня встречала вся семья. Первой бросилась навстречу жена.
– У нас большая радость. Виктор сделал предложение Марине...
– поспешила сообщить она.
– Ну и?..
– Думает, дурочка. Или притворяется.
– Правильно делает. Ей, а не вам жить... Пусть как следует подумает, - ответил я.
Марина была сдержаннее и как-то испытующе смотрела на меня.
– А ты что-то похудел, осунулся. Наверное, на этот раз не так сладко было за границей?.. Что с дядюшкой?
– спросила она.
– Ты как в воду глядела...
– улыбнулся я.
– У Зори все налаживается.
Мы долго ждали такси. На остановке я тоже ничего путного не мог сказать. Сославшись на усталость и головную боль, отвечал односложно. И дома я продолжал молчать. У меня не было никакого настроения самому показывать привезенные подарки. Этим деловито, без лишней суеты занялась жена. А я молча сидел и смотрел на нее. Марина была по-прежнему ко всему равнодушна.
Все это время, как только я сошел с поезда, у меня не выходил из головы тюбик «Поморина», в котором были спрятаны средства тайнописи. Я мучительно соображал, где безопаснее его спрятать, а пока он лежал в боковом кармане моего пиджака.
– Сними пиджак или ты куда-то собираешься идти?
– спросила жена.
Я снял пиджак и повесил его на спинку, стула. Для безопасности на пиджак набросил рубашку, галстук. Думал, так лучше.
Жена - надо же - заметила:
– Зачем же ты все кладешь на пиджак? Помнешь. Давай его в шкаф повесим...
Я взял пиджак из рук жены, сам повесил его в шкаф.
– Не доверяет, - усмехнулась жена и посмотрела на Марину.
«Фу-ты, черт. Привлек внимание», - подумал я с досадой. Ночью спал плохо. На душе было тревожно. Проклятый тюбик не давал покоя.
Утром, убедившись, что тюбик на месте, я зашел на кухню. Там оказался Елисеев. Он, как всегда, варил себе кофе.
– С приездом, Алексей Иванович, - поприветствовал он.
– Спасибо.
– Как гостилось на сей раз?
– Да ничего.
– Что так тоскливо? Случилось что?
– Да так... Вспомнился наш с вами разговор...
– Что, насмотрелись на этот раз?
– Пришлось-таки увидеть...
– согласился я,
– Что, - засмеялся Елисеев, - вырвались из объятий родственников? На часик?
Я с удивлением посмотрел на него. У меня, наверное, вытянулось лицо. А Елисеев продолжал смеяться.
– Угадал?
– Да...
– протянул я.
– Нехитрое дело...
– объяснил он.
– Обычно, когда человек попадает за границу, его начинают таскать или родственники, или туристские фирмы. Ну, разумеется, показывают только блеск. День, другой... Человек ахает, охает... Потом...
– Елисеев сосредоточенно помешивал кофе. Убедившись, что все в порядке, он продолжал: - И вот выйдет прогуляться... За ручку его уже никто не ведет, сам шевствует. Настроение благодушное. И вдруг... начинаются открытия.
– Точно...
– пробормотал я.
Потом, не выдержав, засмеялся вместе с Елисеевым. На какой-то миг я забыл даже о всех тревогах.
В это время открылась дверь комнаты, и на кухню вышла жена Елисеева.
– Ничего не понимаю. Здравствуйте, Алексей Иванович. Что за хохот с раннего утра?
– Разговор тут один...
– туманно объяснил Елисеев.
– Ага... Мужской...
– понимающе сказала Люся.
– Самый обыкновенный... Житейский. Вот Алексей Иванович вернулся...
– Вижу... И все-таки что веселого рассказывал Алексей Ивансвич?
– допытывалась Люся.
– Веселого мало, - сказал Елисеев.
– Да и не успел рассказать. Ему довелось побродить часик без провожатых,
– Там?
– куда-то неопределенно кивнула Люся.
– Именно там.
– Часик - тоже достаточно, - серьезно согласилась Люся.
– Мы, Алексей Иванович, в одной стране три года жили. У нас были знакомые, соседи. Многое мы тогда повидали.
Люся, направляясь к двери, махнула нам рукой:
– Ну, я побежала...
В это время раздался телефонный звонок. Лена выглянула на кухню: