Ошибка господина Роджерса
Шрифт:
Кажется, прошла целая вечность и я с невероятным трудом дождался вот этих минут. Я могу просто идти, не страшась и не оглядываясь. Я могу думать о чем-то хорошем... Хотя сразу невозможно забыть недавние события.
Улицы Вены... Роджерс... Растерянное лицо Зори... Опять Роджерс...
Людской поток торопливо растекался по улицам, нырял в метро, в подземные переходы.
Рабочий день позади. Люди возвращались по домам. И никто из них не подумает обо мне: человек вырвался из беды, и не простой, а страшной беды. Человек был на краю огромной пропасти. Он делал к ней последний шаг...
Нет... Этого никто не знает. Даже не представляет! И не должен знать, кроме тех, кому положено. По привычке я заглянул в гастроном. Разноцветные марки вин на полках плясали перед глазами. Дразнили. Манили. С чувством собственного достоинства прошел мимо. Зашел в кондитерский отдел. Купил торт, конфеты. И снова влился в людской поток.
Мне, наверное, необходимо побольше бывать среди людей. Нужно избавиться от воспоминаний. Забыться. Но теперь без помощи водки.
Домой пришел поздно. Усталый, довольный, счастливый.
– Где ты пропадал? С ума можно сойти!
– упрекнула жена.
Я поставил портфель. На него не обратили внимания. Думают, что там инструменты. Выложил из него покупки.
– Что это такое? Марина, посмотри на отца...
– Разбирай - и быстро все на стол. Марина, Лена, помогайте маме!..
– приказал я.
Первой подходит Марина.
– Невероятно... Что произошло?! По какому поводу?
– говорит она.
Лена стоит на месте, смотрит, улыбается.
– Что случилось? Можешь сказать? У тебя же высокая температура... Куда сбежал? Перепугал всех, - засыпала вопросами жена.
О какой температуре может быть речь... Ее не было! Ничего не было! Хотя я был на бюллетене и мне назначен постельный режим.
Раздался телефонный звонок. Я опередил всех, схватил трубку.
– Слушаю... А, это вы, молодой человек. Здравствуйте!
– отвечаю я и зажимаю рукой трубку.
– Виктор!
– кричу я, чтобы услышала дочь.
– Как поживаете, Виктор?
– Именно в это время появилась в коридоре Марина.
– Сейчас. Передайте привет Ивану Петровичу. Даю трубку Марине.
– Виктор, если можешь, приезжай к нам поскорее!
– Марина повесила трубку.
– Молодец! А я не сообразил позвать его. Эй вы, наследники, я голоден как буйвол. Поторапливайтесь, если вам дорога жизнь кормильца. Слышите?
Жена и дочь все еще с удивлением, даже с беспокойством поглядывали на меня.
– Да, чуть не забыла, тебе звонили с работы... Интересовались твоим здоровьем...
– сказала Марина.
– Теперь я абсолютно здоров...
– многозначительно заявил я.
Опять на лицах удивление. Но никто вопросов не задает.
– Папа, а тебе письмо пришло, - вдруг говорит Лена.
Марина отвернулась... Она ненавидела эти конверты.
– Ах ты, негодная, чего же не говоришь...
– Разве тебе скажешь... Ты сейчас почему-то никого не слушаешь...
– И нам ничего не сказала, - с упреком заметила жена.
– Давай письмо, доченька, давай, милая...
Письмо, конечно, от Зори. Вскрываю конверт. Вынимаю оттуда обыкновенный лист без привычного углового штампа.
«Дорогой Алексей!
Это письмо я посылаю с верным человеком. Он его опустит у вас. Буду перед тобой откровенен, не боясь последствий. Впрочем, это уже не будет иметь для меня никакого значения. Мне многое хотелось тебе рассказать в Вене, но Роджерс сделал все, чтобы этого не случилось. Его люди следили за нами даже тогда, когда мы были вдвоем на набережной, а я-то знаю, чем это могло кончиться. Теперь-то мне никто не помешает сказать тебе всю правду.
Итак, все по порядку.
Ты тогда спрашивал о моем письме, которое я написал тебе на пути к фронту. С этого все и началось. Отбывая наказание, я написал заявление о направлении меня в действующую армию: «Искупить свою вину». Мне поверили. В первом же бою я сдался в плен. Все как есть рассказал немцам. Они мне тоже поверили, но я их не обманул. Немцы меня после обучения забросили с соответствующей легендой в партизанский отряд, действовавший на Брянщине. Так я стал Вановым.
Мою душу жгла обида за тюрьму, лагерь, за поломанную жизнь, и я старался отомстить за все. Ты сам понимаешь, чем я занимался в отряде и какую играл для немцев там роль. Скажу только одно, на моей совести есть погубленные жизни ни в чем не повинных людей. Как вспомню сейчас, душа леденеет... Да не простят они мне мои черные дела. А ты еще спрашивал, почему я не возвращаюсь на Родину. Нет ее у меня... Не буду описывать всех перипетий - как попал на Запад, с чем пришлось там столкнуться, что пережить, прежде чем очутиться в Канаде. Канада встретила меня холодно. Долго бедствовал и обивал пороги, прежде чем встал на ноги. Долго перебивался с хлеба на воду, пока случайно не столкнулся с местным немцем. Я ему кое в чем открылся. Отсюда все и пошло. Мне предложили сотрудничество, обещав материальную поддержку. Выхода не было. Завели на меня досье. Я указал о тебе. Они сумели установить твой адрес. Они все могут. Дальше тебе понятно. Да простит меня дева Мария. Не появись на горизонте злосчастный Фокин, и ничего бы не было. Будь проклят тот день, когда все это случилось.
Мои письма к тебе писались под их наблюдением и по их подсказке. Впрочем, как и все остальное. О каких виллах, машинах, курортах, прислугах и т. д. и т. п. могла идти речь? Я совершенно одинок, никакой семьи у меня не было и нет. Я простой механик, и то должность получил только после своего согласия работать на разведку. Когда-то заимел маленькую лавчонку. Но вскоре разорился. И пошел по миру. Долго болел, схватил язву желудка. Что стоит здесь лечение, ты знаешь.
И вот прекрасная Вена. Перед приездом Роджерс заявил: «И ваш брат должен работать на нас. В противном случае пеняйте на себя». Это был ультиматум.
Я знал, что они не шутят. Знал цену ультиматуму.
Мне ничего не оставалось, как разыгрывать перед тобой комедию... Разыгрывать по их сценарию, что я и делал, да, прости меня...
После твоего отъезда я получил солидное вознаграждение, которое завещаю тебе, если, конечно, ты его примешь. Меня хвалили. Другому бы радоваться, а я каменел душой.
Алешенька, помнишь наш разговор на набережной, когда ты меня по-мужски отколотил? Я до сих пор с радостью вспоминаю твои крутые кулаки, появившуюся кровь и благодарю тебя. Благодарю. Это было священным очищением моей души от всех совершенных мерзопакостных поступков,.. Больше того, это была и есть единственная мне награда... и одновременно... наказание. Парадоксально звучит, верно? Но это правда. Чистая правда. Если, конечно, слово «чистая» здесь уместно. Помнишь нашу вторую прогулку по набережной, когда пришлось прервать разговор и встречу? За нами следили люди Роджерса. Я их засек тогда.
Итак, подведем черту.
Что осталось у меня на этом бренном свете? Один ты, которого я тоже предал. А те... загубленные мною там, в России, начали сниться каждую ночь! Можно ли после этого меня простить?
Короче. Больше так жить не могу и не хочу. Я многое передумал, перестрадал. Особенно после нашей встречи. И вот что я скажу тебе: не казни себя. Воспользуйся случаем, который упустил в Вене. Помнишь? И все же имей в виду, так просто они тебя не оставят. Пока не поздно, ищи защиты. Прости меня, если сможешь. Прощай. Твой Зоря.