Осиновая корона
Шрифт:
Эвиарт был с нею почтителен и сдержан, как раньше, а вот Савия то и дело заговорщицки округляла глаза. Уна заметила, что служанка больше, чем раньше, сторонится её; боится колдовства? У неё не хватало сил, чтобы беспокоиться ещё и об этом. В конце концов, со дня на день Уна и сама расскажет всё матери.
Обязана рассказать.
Дядя Горо напивался, вернувшись к своему ежевечернему ритуалу. Однажды он тайком от слуг и золовки подозвал к себе Уну и, обдав её вонью дешёвого эля, спросил:
— Алисия. О чём ты говорила с Алисией у ворот?
Уна пожала плечами и осторожно отодвинулась. На
— Ни о чём. Прощалась, как и все.
— Не-ет, плутовка, — дядя Горо пьяно осклабился, икнул и погрозил ей пальцем. — Я видел: вы долго шептались о чём-то, когда ты уже взобралась в седло. Что-нибудь о подбитом птенчике Каннерти?
Дядя и не подумал говорить тише. Уна встревоженно оглядела зал, заполненный постояльцами и просто местными выпивохами. Кажется, никто не отреагировал. Вряд ли новость о смерти молодого лорда ещё не разнеслась — особенно если кто-нибудь из этих крестьян живёт на землях Каннерти, а кто-нибудь из этих рыцарей служит их семье. Значит, никакой опасности вроде бы нет.
— Нет, ничего такого. Тётя просто высказала соболезнования.
На самом деле — не совсем. «Не забудь о Долине Отражений и лорде Заэру, — скороговоркой шептала ей на ухо тётя Алисия, пока Эвиарт подтягивал упряжь, а дядья обменивались по-воински крепким рукопожатием. — Главное — о Долине. Ты не сможешь жить с магией, не научившись владеть ею, дорогая… Мне жаль».
«Мне жаль» могло относиться к чему угодно — может быть, не только и не столько к гибели Риарта. Уна прекрасно знала, что тётя предпочла не озвучивать: иначе магия тебя уничтожит. Кошмары, покалывание в кончиках пальцев и сверлящая головная боль давно сообщили ей об этом.
Уне ярко запомнилось, как тётя приподняла брови в немом вопросе: Должна ли я сама поговорить с Морой? — и как она в ответ еле заметно покачала головой. Они всегда отлично понимали друг друга. Неудивительно, что лорд Альен так любил сестру…
Лорд Альен. Уна покосилась на дядю Горо, который приканчивал третью кружку. По его тарелке рассыпались кости и спелый горох.
Тоскует ли он по исчезнувшему брату? Наверное, нет смысла об этом спрашивать.
Как и спрашивать себя, о чём был тот сон. Уна очень надеялась, что это не одно из вызванных Даром видений — не истина, суть которой надо разгадывать. Охота на лису и новость из Каннерана расстроили её, вот и всё. А тут ещё и жара, и усталость, и её тайна, теперь разделённая уже с тремя людьми… Нет, Дар тут ни при чём. «Я не отец тебе, Уна», — ну что за ерунда? Просто морок, бред, о котором нужно скорее забыть.
— Ты грустная, — провозгласил дядя Горо, обвинительно ткнув в неё костью. Его борода и красные пальцы блестели от жира. — Из-за птенчика Каннерти? Печально всё это, конечно, парень-то был хоть куда. Но…
Уна устала лгать. Ей уже казалось, что она не может остановиться.
Она натужно улыбнулась.
— Всё в порядке, дядя. Я знаю, что жизнь не заканчивается, если ты это хочешь сказать.
Дядя Горо расхохотался — так громко, что на этот раз публика всё-таки стала оборачиваться. Менестрель, тренькавший на лире в дальнем углу, на секунду прервал игру. Уна даже обрадовалась: то была одна из унылых любовных песен, в которых постоянно повторяется один и тот же мотив с банальнейшими словами. Вечно что-нибудь о заре, соловьях, ночном свидании в саду… Часто их исполняли на кезоррианском языке или старом ти'аргском наречии — видимо, чтобы ещё больше затуманить смысл. Уна терпеть не могла подобные завывания.
К тому же сейчас это слишком уж напоминает нудную круговерть в её собственной голове. «Рассказать всё маме — Долина Отражений — лорд Заэру — Альен Тоури — кто убил Риарта — магия — рассказать всё маме»… Умнее любовных песенок? Сомнительно.
— Да уж, тебе палец в рот не клади! — с явным одобрением пробасил дядя Горо. От смеха он снова икнул, из-за чего смущённо закашлялся. — Непонятно, в кого выросла такой острословкой. Ни в отца, ни в мать — я всегда говорил. Отражения, что ли, подбросили?
Дядя, конечно, просто пытался шутить — но Уна невольно вздрогнула.
— Или боуги, — тихо сказала она, думая о лорде Альене. По глазам дяди Горо и беспомощным складкам у него на лбу было ясно, что сказки детства им прочно забыты.
— Боуги?… Гм. Ну ладно. Я вот как раз хотел… Насчёт Отражений… Видишь вон ту дамочку в сером? С мальчишкой за столом? Они едут за нами почти от самого Рориглана. Третий день уже. Тракт, само собой, общий, и ездить не запретишь, но что-то мне это не нравится.
Уна украдкой посмотрела туда, куда показывал дядя. Женщина в тёмно-сером балахоне сидела бок о бок с худым пареньком лет четырнадцати и вполголоса что-то ему объясняла. Наверное, мать и сын. Вокруг них, словно по чьим-то отпугивающим чарам, само собой образовалось пустое пространство — по столу с каждой стороны. Люди избегали не только разговоров с ними, но и случайных взглядов; казалось бы, почему? Ведь в женщине и мальчишке нет ничего особенного.
Кроме одинаковых балахонов — тёмно-серых и бесформенных, носимых с поразительной небрежностью. И таких же одинаковых, ледяных серебристых глаз.
И немыслимого малинового цвета, в который выкрашены пушистые волосы женщины.
И — разумеется — маленьких зеркал у каждого на поясе. Странница сидела полубоком к Уне, так что она рассмотрела квадратную рамку с обращённым вовнутрь стеклом…
Ей вдруг стало трудно дышать. Как много случайностей — чересчур много.
— Разве Отражения не разъезжают время от времени по всем королевствам, набирая учеников? — спросила Уна, изобразив беспечный голос. Дядя Горо рукавом отёр пену с губ.
— Раньше так и было. Но сейчас… Я уже и не припомню, сколько лет не видел их в Ти'арге, — он нахмурился. — То есть в Альсунге, конечно. В нашем наместничестве. С первых лет Великой войны, должно быть. Люди боятся отпускать детей в Дорелию. Да и без Дорелии — как не бояться этих тварей? Меня от них дрожь пробирает.
— Это всего лишь женщина и подросток. Выглядят безобидно, — сказала Уна, опустив глаза. — Да и зачем им преследовать нас?
— Преследовать? — дядя Горо с угрозой положил ладонь на рукоять меча — ножны он не снимал даже на постоялых дворах. — Пусть только попробуют сунуться!.. Я привезу тебя и Мору домой — целыми и невредимыми, как обещал брату. Какая бы дрянь там ни случилась у Каннерти. Ты в безопасности, девочка.