Осколки чести
Шрифт:
— Все совершенно определенно этого не видят. Фордариан тотчас станет моим врагом, также как и министр запада. А что касается абсолютной власти, то вам, сэр, известно, насколько эфемерное это понятие. Хрупкая иллюзия, основанная на… одному Богу известно, на чем. На магии. Ловкости рук. Вере в собственную пропаганду.
Император пожал плечами — очень осторожно, чтобы не сбить опутывающие его трубки.
— Ну, это будет уже не моя проблема. Пусть об этом беспокоятся принц Грегор и его мать. И… тот человек, которого удастся уговорить поддержать их в трудный час. Как долго,
— Полгода, — пробормотал Фортала.
Форкосиган покачал головой.
— Вы и в прошлый раз, перед Эскобаром, зажали меня в угол этим аргументом — «что будет, если». Он был ложным тогда — хотя мне понадобилось некоторое время, чтобы понять это. И сейчас это тоже ложь.
— Не ложь, — возразил император. — Ни тогда, ни сейчас. Я обязан так думать.
Форкосиган слегка сдал назад:
— Да, я понимаю, что обязаны. — Он напряженно всматривался в человека, лежащего на роскошной постели. — Но почему именно я? У Форталы больше политического опыта. У принцессы больше прав. Квинтиллиан обладает большей хваткой в том, что касается внутренних дел. У вас есть даже более талантливые военные стратеги. Форлакиал. Или Канзиан.
— Но третьего ты уже не назовешь, — пробормотал император.
— Ну… возможно. Но вы должны понять меня. Я не настолько незаменим, как вы по какой-то непонятной причине считаете.
— Как раз напротив. С моей точки зрения, ты обладаешь двумя уникальными преимуществами. Я не упускал их из виду с того дня, как мы убили старину Юрия. Я всегда помнил, что не буду жить вечно… слишком много яда скопилось в моих хромосомах. Он скапливался во мне, пока я воевал с цетагандийцами под началом твоего отца, не заботясь о чистоте методов, не надеясь дожить до старости. — Император снова улыбнулся и перевел взгляд на Корделию, внимательно и неуверенно следившую за их беседой. — Из пяти людей, имеющих по крови и закону больше прав на барраярскую империю, чем я, ты возглавляешь список. Ха! — добавил он. — Я был прав. Так и знал, что ты не сказал ей. Нечестно, Эйрел.
Побледневшая Корделия обратила широко распахнутые серые глаза на Форкосигана. Тот раздраженно помотал головой:
— Неправда. Наследование по материнской линии.
— Спор, который мы не станем продолжать здесь. Но если кто-нибудь вздумает низложить принца Грегора на основании законов о наследовании, то ему придется сперва либо ликвидировать тебя, либо предложить тебе империю. Мы все знаем, как трудно тебя убить. И ты — единственный человек, единственный в этом списке, который, я знаю абсолютно точно, не рвется к трону. И свидетельством тому — развеянный по ветру прах Юрия Форбарры. Другие могут думать, что ты просто кокетничаешь. Но я-то знаю.
— Спасибо вам за это, сэр, — ответил Форкосиган с угрюмым видом.
— В качестве довода я могу тебе напомнить, что в роли регента тебе легче всего предотвратить такой поворот событий. Грегор — твой спасательный круг, мой мальчик. Грегор — это все, что стоит между тобой и риском стать мишенью. Твоя единственная надежда на рай.
Граф Фортала повернулся к Корделии.
— Леди Форкосиган,
— Когда мы пришли сюда, — медленно проговорила Корделия, — с этим туманным обещанием должности, я предполагала, что стану уговаривать его согласиться. Ему нужна большая работа. Он создан для нее. Должна признаться, что такого предложения я не ждала. — Она уставилась на вышитое порывало, не в силах оторвать глаз от замысловатого пестрого узора. — Но я всегда считала, что… испытания — это дар. А великие испытания — великий дар. Не выдержать испытания — это несчастье. Но отказаться от него — значит отказаться от дара. А это хуже, более непоправимо, чем несчастье. Вы понимаете, о чем я?
— Нет, — сказал Фортала.
— Да, — сказал Форкосиган.
— Мне всегда казалось, что верующие гораздо безжалостнее атеистов, — заметил Эзар Форбарра.
— Если ты действительно считаешь это неправильным, — продолжала Корделия, обращаясь к Форкосигану, — это одно. Может, в этом и состоит твое испытание. Но если все дело только в боязни поражения… Ты не имеешь права отвергнуть такой дар.
— Это непосильная ноша.
— Иногда такое случается.
Он молча отвел ее в сторону, к высоким окнам.
— Корделия… ты даже не представляешь, что это будет за жизнь. Ты думаешь, наши государственные деятели окружают себя охраной ради престижа? Если у них и бывает хоть минута покоя, то она покупается ценой бдительности двадцати человек. Никакого сепаратного мира. Три поколения императоров истратили себя без остатка, пытаясь распутать узел насилия в нашей политике, но до сих пор конца этому не видно. И я не стану тешить себя тщеславной мыслью, что смогу преуспеть там, где он потерпел неудачу. — Он указал взглядом на огромную кровать.
Корделия покачала головой.
— Неудача не пугает меня так, как раньше. Но я хотела бы процитировать тебе одно высказывание. «Уход, не имеющий других мотивов, кроме собственного покоя, — это окончательное поражение, без единого зернышка будущей победы». По-моему, человек, сказавший это, знал, что говорит.
Форкосиган повернулся к окну, невидяще глядя вдаль.
— Дело даже не в желании покоя. Сейчас я говорю о страхе. О самом элементарном, некрасивом ужасе. — Он печально улыбнулся ей. — Знаешь, когда-то воображал себя храбрецом. Потом встретил тебя и вновь открыл для себя страх. Я уже забыл, что значит жить будущим.
— Да, я тоже.
— Я не обязан принимать это предложение. Я могу отказаться.
— Можешь?
Их глаза встретились.
— Это не та жизнь, которой ты ждала, покидая Колонию Бета.
— Я приехала не за какой-то жизнью. Я приехала к тебе. Ты хочешь этого?
Он надтреснуто рассмеялся.
— Господи, что за вопрос. Такой шанс выпадает раз в жизни. Да. Я хочу этого. Но это яд, Корделия. Власть — страшный наркотик. Посмотри, что она сделала с ним. Он ведь тоже когда-то был нормальным и счастливым человеком. Наверное, любое другое предложение я мог бы отвергнуть даже не моргнув глазом.