Ослепительный нож
Шрифт:
Пожелали друг другу покойной ночи. Прикрыв дверь хозяйской опочивальни, боярышня прошла через столовую палату в сени. Стол был пуст. Челядь разошлась. У ступеней, ведущих выше, в её одрину, Евфимия услышала шаги снизу. Тяжёлые, торопящиеся шаги. И вот густой шёпот позвал:
– Обожди, паняли Евфимия!
Всеволожа остановилась. Пред ней вырос Чарторыйский.
– Запону жемчужну на столе забыл…
– Пусто на столе, - сказала Всеволожа.
– Пирник, стало быть, прибрал. Завтра у него спрошу…
Припозднившийся
– В Вильне была, паняли?
Всеволожа покачала головой.
– Батюшка бывал, сказывал: столица Великого княжества Литовского состоит из дурных деревянных домов, деревянной крепости и нескольких церквей.
– То было давно, - пробасил Чарторыйский, не трогаясь с места.
– Пора на покой, гостюшка, - очесливо улыбаясь, стала боярышня на первую ступень своей лестницы.
– Вельми поздно!
Он взял её руку для прощального лобызания, а после внезапь притянул к себе, охватил стан другой рукой.
– Брось старика… Едем ко мне… Княгиней будешь… Хозяйкой моего замку!
Объятия были не столь решительны. Всеволоже удалось выскользнуть, стебнуть оскорбителя по лицу и далеко отскочить.
– Пёсья мать, - тихо выругался литвин.
– Твой господин Свидригайло на предложения об измене отвечал оплеухами, - напомнила Всеволожа.
Александр усмехнулся, раскинул лапищи, пошёл на неё медведем.
– Подь до верху, не трону..
Он как бы освобождал путь к лестнице. Тут таился подвох: слишком близко предстояло пройти мимо жадных лап, готовых схватить. «Очами лжёт, а руками страшен!» - не двигалась Всеволожа.
Чарторыйский тем временем подступал… Вот приблизился… Вот занёс над ней великаньи длани… Ими он исторг жизнь из несчастного Жидимонта, отпершего на его подман. Евфимия увидела эти руки с вилами… Нет, над ней были руки Вепрева, занёсшего стальное трезубие… Страдный предсмертный крик потряс сени, весь терем княжеский. С переходов и лестниц понеслось топотание. В дверях зажелтели испуганные лица.
– Любодей в моём доме?
– удивлённо прозвучал голос Константина Дмитрича.
– Я… не… не есть любодей, - обернулся гость к хозяину в ночной рубашке до пят.
– Любодеяние в сердце любосластивца первее всего возгорается!
– вскинул князь указательный перст.
В сенях воцарилась напряжённая тишина. Её нарушил хозяин:
– Ты оскорбил мой дом!.. Дорож, Спитко, Анфал, Кюр!
– позвал он.
– Будикид, Буйвид!
– крикнул Чарторыйский.
С разных сторон вошли в сени литовцы при оружии и безоружные люди князя. Однако же вид последних был очень внушителен.
– Теперь нас с тобою рассудит поле и Божий суд!
– возвысил голос Константин Дмитрич.
– Рыцарский поединок? Ха-ха!
– разразился смехом гость-оскорбитель.
– У вас нет рыцарства…
–
Литвин круто повернулся и пошёл из сеней вместе с Буйвидом и Будикидом. Князь приказал:
– Раина, прими боярышню! Кюр, Спитко, идемте со мной!
9
– Бежим! И не мешкая…
– Бегство равно предательству: князинька в беде!
Девы сидели на одре, тесно прижавшись друг к другу. В оконницу заглянул рассвет. Дождались его появления, не сомкнув очей.
Раина подошла к окну, впустила утреннюю свежесть.
– Было мне «привидение»: всем грозит беда! Надобно изменить судьбу.
– От судьбы не сбежишь, - откликнулась Всеволожа.
В дверь стукнули.
– Дозволь взойти, детушка?
Застав Евфимию бодрствующей, князь всплеснул руками:
– Разве ж так можно?
Всеволожа бросилась к старику с уговорами:
– Откажись от смертельной игрушки из-за меня. Помысли про свои лёта!
– Кюр Сазонов уже воротился, - объявил князь.
– Ратоваться будем мечами на дальней поляне моего огорода.
– Безумство!
– возмутилась Евфимия.
– Вспомни, покойный митрополит Фотий за вызов на поле лишал причастия. Убийц отлучал от церкви на восемнадцать лет. Убитых запрещал отпевать. Язычники искушали спорящих огнём и водой. Искушать оружием - не худший ли грех?
– Защита чести - не грех, - молвил старый князь.
Евфимия увидела мысленно надпись на мече Дмитрия Красного: «Никому не отдам чести своей». И не нашла возражений.
С первыми солнечными лучами поединщики встретились на огороде, углубились в яблоневые дебри. Боярышне было запрещено созерцать «суд Божий». Однако урядливая Раина провела её стороной. Обе спрятались в смородиновых кустах.
Поляна была просторная, в окружении плодовых Деревьев. На княжеской стороне стояли Спитко и Кюр. На стороне Чарторыйского - Будикид с Буйвидом. Скинув верхнее платье, бойцы остались в сорочках. На князе - шёлковая, до колен, с пристёгнутым стоячим воротником из бархата. На литвине - полотняная, расшитая по воротнику и рукавам золотом.
– Одумайся, друже, - пробасил Чарторыйский.
– Готов покутовать пред тобою.
– Покаяния твоего мне мало, - ответил князь.
– Бесчестье смывается токмо кровью.