Ослепительный нож
Шрифт:
Раина не участвовала в споре.
Кареть ждала их у Великого моста.
Хоромы «князиньки» на улице Рогатице удивили Всеволожу мрачностью. В палатах и простор, а потолки низки. Брёвна в стенах и могучи, а черны. Ступени лестниц и крепки, а стонут, как ледащие.
Приняв с Раиной баенку, протопленную только что, а скуповатую на жар, боярышня опрянулась и поднялась в столовую палату, где ждал Константин Дмитрич.
– Тяжёлый день!
– заметил он.
– От хлебного дождя до грозного пророчества.
Едва лишь прозвучало это пожелание, внизу возникли голоса и шум.
– Сколько крат можно ходить?
– кричал вельможный бас - То князь в Торжке, то в сельском замку! Але прячется? Ох, мает быть караный! С третьей покушки мне потрафило: князь дома!
– За покушку бьют в макушку!
– проворчал Константин Дмитрич.
– Кто так припозднился?
– недоумевала Всеволожа.
– В который раз пожаловал. Подумал, прячусь, - хмыкнул князь.
– Грозится наказанием. С третьей попытки застаёт…
Евфимия допытывалась:
– Кто же, кто? Константин Дмитрич тяжело вздохнул:
– Слышу голосище выходца литовского, дружка Шемяки, Александра Васильича Чарторыйского!
8
Едва гость переступил порог, Всеволожа про себя ахнула, вслух же прошептала:
– Богатырь!
– Чета братцу Ивану, - истиха вымолвил Константин Дмитрич, поднимаясь встречь вошедшему.
– Лабас понас!
– заорал большеглазый великан, блистая серебряными усами.
– Добрый вечер, - ответил князь.
Они трижды облобызались. Однако гость этим не удовольствовался, промурлыкал:
– Ера! Ера!
– и облобызал хозяина ещё многожды. Константин Дмитрич едва вырвался.
– Будет тебе «ера», «ера», «ещё», «ещё»!
– Але не с пригоды?
– хохотал Чарторыйский.
– Не виделись сто лят!
– Потребовал вина себе с хозяином против обычая, чокнулся кубками, провозгласил: - Сто лят, сто лят нех живе, живе нам!
– Ещё раз, ещё раз нех живе, живе нам!
– пропел следом за ним князь.
Видно, во время оно оба употчивались по-братски.
– Ты мне ближе отца с маткой!
– орал, хмелея, литвин. И тут из-за плеча князя, не уступавшего богатырю ростом, углядел присмиревшую за столом Евфимию.
– О, прекраснейшая паняли!
– Эта паненка - моя названая дочь, Евфимия Всеволожа, - представил князь.
– Дочь пана Иоанна!
– воздел руки Чарторыйский.
– Да покоится его душа в райских кущах боженства христианского!
Евфимия, встав, поклонилась гостю. Не плечистость, не рост и не крупный лик его с тяжким голым подбородком оказали на неё сильное воздействие.
– Дозволь, князь, покинуть вас, - обратилась боярышня к Константину Дмитричу.
– Побудь ещё с нами, - попросил он.
– Ера, ера!
– обрадовался Чарторыйский.
– Ещё, ещё!
– Литовские жены менее приятны твоему взору, нежели наши?
– спросил хозяин.
– О!
– взмахнул рукой гость.
– Татары держат жён в сокровенных местах, наши ходят по домам праздные, в обществе мужчин, в мужском почти платье. Отсюда страсти… У нас некоторые женщины владеют многими мужчинами, имея сёла, города, земли, одни временно, иные по наследству. Желая владычествовать, живут под видом девства или вдовства необузданно, в тягость подданным. Одних преследуют ненавистью, других губят слепой любовью…
– Платье-то на тебе наше, - перевёл в присутствии девы речь в иное русло хозяин.
– Платья, однорядки и кафтаны, - отвечал Чарторыйский, - радные паны причинают делать и многие любят носить ныне с московского обычая.
– Вы переимчивы, друже, - заметил князь.
– А вы?
– вопросил Александр Васильич.
– Жены русские, как и наши, носят на голове украшения, отделывают подол платья до колен полосами горностая и иных мехов, мужчины носят верхнюю одежду в виде немецкой.
Константин Дмитрич наполнил кубки.
– За дружество наше, Саня! Вместе пуд соли съели. Гость опорожнил кубок и очервленел ликом. Видно, напотчеваться успел не только в этой палате.
– Слышно, покинул ты псковитян?
– спросил князь.
– Тьфу на них!
– сплюнул в сторону Чарторыйский.
– За моей спиной жили, как за каменной стеной. Вдруг сие не так и тоё не так! Ищут нового воеводу. Я ушёл к побратиму Шемяке. Привёл триста боевых людей кованой рати, не считая кошевых. Станут псковичи соколом ворон ловить и меня, Чарторыйского, вспомнят.
– В Литву тебе нет дороги, - вздохнул Константин Дмитрич.
– Се мне не трафит, - согласился литвин.
– Под скипетром Казимира только шеей зад взвешивать! Зело зол! Дружница жидовка Эстерка ему прибавляет зла. То-то новгородцы не приемлют от него помощи!
– А предлагал?
– обеспокоился князь.
– Предлагал, коли станут подданными…
– Буммм!
– раздалось за окном. Константин Дмитрич прикрыл оконницу.
– Часомерье на Владычней башне извещает о полной ночи. Пора, друже. Благодарствую за приход. Утро вечера мудренее.
– За гостины - поклон!
– обнял князя Чарторыйский.
– Обережь нужна?
– Моя ждёт внизу.
Друзья, пошатываясь, направились к противоположным дверям.
– Провожу тебя, князинька, - приняла руку старика Евфимия.